Мэри Уэсли - Опыт воображения

От поднятого ими шума и гама начали просыпаться люди, кто-то позвал консьержа, который поднялся на лифте наверх и постучал в дверь. „Послушайте, месье, — обратился он шепотом к Жилю, — что вы делаете? Где вы взяли это животное? Прекратите сейчас же. Вы не даете спать постояльцам. Вы производите невыносимый шум“. Жиль ответил ему: „Это мой друг и приятель“, надел вторую штанину, споткнулся о свои же ботинки, прошлепал с собакой на рунах к лифту в сопровождении сердито ворчавшего консьержа и спустился вниз, хохоча во все горло, так что эхо от его хохота было слышно в лифтовой шахте и после того, как он уже вышел из кабины. Она тогда тоже смеялась от души. Собака была такая дружелюбная и смешная! И она не была виновата в том, что потом случилось.

„Было бы лучше, если бы ничто больше не напоминало мне об этом“, — подумала Джулия, входя в свою квартиру на последнем этаже. Она весь день работала, ее не было дома, и в квартире стояла невыносимая духота. Сняв туфли, она подошла к окну, чтобы открыть его, а заодно и взглянуть на сады за домами. В одном из них рос платан. Листья его опали, и шелушащиеся ветви и пятнистый ствол были теперь хорошо видны.

В Париже тоже были платаны. Утром Жиль вернулся в гостиницу без приятеля-пса, но зато с бутылкой виски. Где он достал ее в такой ранний час? Позже она все время спрашивала себя: почему она раньше не задавала себе подобные вопросы? Но какое это имело значение тогда, в то утро?

— Господи! — воскликнула она в отчаянии, страстно желая, чтобы та ночь и многие подобные ночи никогда не всплывали в ее памяти.

Потом наступило похмелье, и с этого все и началось. Вначале он даже подсмеивался над своим самочувствием, но когда, почувствовав позывы на рвоту, он схватил стакан, которым пользовался, чистя зубы, и наклонился над раковиной, то больно ударился зубами о край стакана. От боли и с досады он вдруг начал выкрикивать оскорбления, назвал ее дурой, коровой, потом цинично поинтересовался, почему мать не научила ее, как надо трахаться, и наконец, размахивая руками, выронил стакан и разбил его.

Опасаясь, что, шатаясь по комнате в одних носках, он может поранить ноги, она попыталась быстро собрать осколки. Опередив ее, он схватил с пола разбитый стакан и швырнул ей в лицо. Он разбил ей бровь, кровь обрызгала стену.

Когда они улетали, в Париже шел дождь. Когда они прилетели в Лондон, там тоже шел дождь. Они больше не встречали ту собаку, но не собака была в этом виновата. И сегодня, когда ей вспомнились несколько быстро промелькнувших счастливых дней в Париже, Джулия Пайпер порадовалась, что последующие годы страха и отвращения не смогли стереть эти дни из ее памяти.

Именно из-за неумения сосредоточиться на чем-то одном карьера Мориса Бенсона в качестве частного детектива оказалась, мягко говоря, не очень успешной; только когда он занялся птицами, у него появилась способность отключаться от всего, кроме объекта наблюдения.

В тот вечер, когда он, следуя за Ребеккой, прошел от дома Сильвестра к магазину Пателя на углу, его внимание было отвлечено сначала любопытной сценой встречи молодой женщины, которую он, как ему показалось, узнал, с миссис Патель, а потом глупым спором, вспыхнувшим между Джанет и ее любовником Тимом: Джанет утверждала, что Патели родом из Бомбея или Бенгала, а Тим яростно настаивал на том, что эта семья прибыла сюда из Карачи. Морис потом никак не мог припомнить, каким образом он оказался втянутым в их спор — возможно, следуя за ними, он увлекся разговором и слишком приблизился, — но все кончилось тем, что он потерял Ребекку из виду. Вышагивая под руку с Тимом, называвшим его вначале „эсквайром“, а чуть позже „корешом“, он вдруг обнаружил, что Тим увлек его за собой в переулок направо, в то время как Ребекка свернула влево.

Взглянув на державшегося за его левую руку Тима и вцепившуюся в правую Джанет, Морис решил провести еще некоторое время со своими новыми знакомыми, оказавшимися такими большими любителями подискутировать. Вполне возможно, подумал он, что они расскажут о молодой женщине, которую он, кажется, узнал, что-то еще, кроме того, что он подслушал в магазине. А пока не стоит перебивать Тима, который явно перебрал и был агрессивен, а стараниями Джанет становился все более задиристым. Морис, однако, заметил, и это его все больше удивляло, что Джанет, которая вела их обоих, почему-то каждый раз, когда они доходили до очередного перекрестка, поворачивала направо. Он также заметил, что минут через десять после того, как они отошли от магазина, они снова увидели его, но уже с другого угла. Не сдержавшись, Морис воскликнул: