Мэри Уэсли - Опыт воображения

Интересно, а скоро ли она у него попросит развод? И как она это сформулирует? Может быть, она предполагает, что он сам возбудит дело о разводе? Вряд ли. Ну а если она решит сама подать на развод, то какие основания для этого она приведет? Его нельзя обвинить ни в супружеской неверности, ни в грубом и жестоком обращении с женой, скорее наоборот. Цилия не была такой женщиной, которая может довести мужчину до состояния аффекта. Он позволил ей уйти, забрав с собою почти все, что было в доме, и не проблеял при этом ни слова протеста.

— Удачи тебе, Цилия! — громко сказал он. — Удачи тебе — бывшей первой и будущей третьей жене Эндрю Баттерсби!

Джанет швырнула сумки и пакеты на пол и ударом ноги захлопнула за собой дверь. Пока она разбирала на кухне принесенные овощи, у нее из головы не выходила все растущая гора адресованных Пайпер писем, валявшихся в вестибюле под ее почтовым ящиком.

Она знала, что скажет ее любовник Тим, если она спросит, что он думает по этому поводу: „Оставь ее в покое, не вмешивайся. Ну была бы она нашей приятельницей, тогда другое дело! Мы здесь совсем недавно, мы не знаем ситуации…“ Ну и так далее, в том же духе. Она сунула свежий батон хлеба в свою прованскую хлебницу, предварительно высыпав из нее хлебные крошки в мусорное ведро. Потом она вскипятила воду и приготовила себе чашку растворимого кофе, которую тут же, не садясь за стол, и выпила. Она продолжала думать о Пайпер, которая жила на последнем этаже. Можно догадаться, что разведена, но ее довольно часто посещал бывший муж. Он, видимо, приходил навестить своего ребенка, причем делал это и днем, и ночью, если судить по крикам и топанью, которые были слышны и двумя этажами ниже. В последнее время, однако, там, наверху, все стихло; не было даже характерного шума, производимого обычно детьми. Не видела Джанет и саму Пайпер. Не может быть, чтобы ее не было дома — иначе зачем же приходили к ней тогда эти индийцы из углового магазина? Странно это все. А красивый был цвет у того сари! „Желтолицая“! Я не желтолицая! Нахмурившись, она принялась сосредоточенно разглядывать свое лицо в зеркале. Это, должно быть, осеннее солнце так светит, что кожа кажется желтой. Почему бы не проявить добрососедство? Можно отнести ей немного тех яблок, которые привезла Тиму его тетка, тем более что привезла она их слишком много. Если они еще немного полежат, то сгниют. За ними не уследишь. Джанет отобрала полдюжины яблок, которые были вполне хороши на вид, и положила их в пластиковый пакет. В вестибюле она подобрала с пола кучу писем, после чего поднялась по лестнице и постучала в квартиру на верхнем этаже.

Когда Джулия открыла ей дверь, Джанет сказала:

— Меня зовут Джанет. Я живу с Тимом Феллоузом на первом этаже. Не хотите ли немного яблок? Тетка Тима прислала их ему из деревни. Она не сказала, можно ли их есть просто так или они предназначены для того, чтобы из них что-то варить, но пахнут они очень приятно. — С этими словами, распираемая добрыми намерениями и любопытством, она напористо надвигалась на Джулию, так что той волей-неволей пришлось отступить, и через ее плечо Джанет стало видно комнату.

— Ого! У вас просто идеально чисто. Боже, я, кажется, помешала? — сказала она, увидев бутылку водки на столе, на котором больше ничего не было. — У вас, кажется, будет вечеринка или… О Господи! Какая я глупая! Вы собирались… Ой! — испуганно выдохнула она. „Самоубийство“, — промелькнуло у нее в голове.

— Вы принесли мои письма, — сказала Джулия. — Спасибо!

— Извините, можно я сяду? — спросила Джанет, почувствовав слабость в ногах.

Джулия молча показала рукой на кресло. Джанет села. Джулия опустилась, скрестив ноги, на пол; рядом с ней кучкой ссыпались на пол письма.

Прошло несколько минут. Целая вечность, как она потом скажет Тиму.

— Вы не собираетесь их читать? — выговорила наконец Джанет.

— А какой смысл? — сказала Джулия. — В них во всех будет одно и то же.

— Одно и то же? Я что-то не понимаю…

— В них во всех будет говориться, с каким огромным сожалением узнали они о гибели Жиля и Кристи.

„Я, видимо, выглядела в этот момент, как выброшенная на берег рыба, — скажет потом Тиму Джанет. — У меня отвисла челюсть“.

— Причем на самом деле они, конечно же, не испытывают никакого такого „огромного“ сожаления. Да, они сожалеют, но сожаление это отнюдь не „огромное“, а что касается Жиля, то в большинстве случаев они, так же как и я, не сожалеют о нем вообще.