Мэри Уэсли - Разумная жизнь

Роуз несколько минут вязала молча, потом снова заговорила:

— Видели ребенка той пары, которая поглощена друг другом? Я думаю, в девочке есть какой-то потенциал.

— Вы имеете в виду Тревельянов, что приехали до вас? Ангус встретился с ними на катере по пути из Саутгемптона. Он считает жену хорошенькой. Да, помню, у них ребенок. Но еще слишком маленькая для мальчиков. И они куда-то переехали. Космо почему-то их невзлюбил.

— Нет, они все еще в Динаре, — сообщила Роуз. — Они перебрались в квартиру у залива, а ребенок остался в пристройке, она там жила всю зиму с гувернанткой. Мать какое-то время провела здесь, а в первый месяц отпуска мужа она была с ним в Лондоне, в конце июня он возвращается в Индию.

— Сколько вы всего знаете, — удивилась Милли.

— Да я поговорила со слугами в отеле. Они обожают девочку.

— О! — воскликнула Милли, считавшая, что не любит сплетен.

— Мадемуазель уволили, но это небольшая потеря. Ребенок предоставлен самому себе.

— Но ведь ее родители…

— Я подозреваю, в такую погоду они все время проводят в постели. Делают то самое, что вы найдете в словаре, — сказала Роуз. — Ребенок здесь, но она редко бывает с родителями.

Милли подумала: то, о чем говорит Роуз, вульгарно. Конечно, она голландка, но даже так… Она подняла глаза от вязания. Они с Ангусом никогда не занимаются днем такими делами.

Роуз весело взглянула на нее.

— Эта девочка воспитывается кое-как. Года два назад она обучалась в Италии у гувернантки по дешевке, потом то же самое — во Франции. Я слышала, она учится русскому у одной эмигрантки, а теперь ее собираются отдать в школу в Англии, мать поедет с отцом в Индию.

— Вот что происходит с детьми, когда родители вынуждены надолго расставаться с ними. Печально, они едва знают отца и мать, — сказала Милли.

— А может, этот ребенок не хочет знать их.

Милли подумала, что Роуз слишком резка в своих суждениях. И может быть, слуги ей все не так рассказали.

— Насколько я знаю, у нее есть бабушка или какие-то тетки, которые могли бы позаботиться о ней в каникулы. — Ей хотелось нарисовать более благополучную картину. В конце концов, родители ребенка — англичане.

— Нет у нее ни тетушек, ни дядюшек. Ее единственная бабушка недавно умерла, я так слышала.

„Ну да, от служащих отеля“, — подумала Милли.

— Многим родителям сейчас трудновато. Возьмите мать Хьюберта, миссис Виндеатт-Уайт…

— Какая смешная фамилия, — заметила Роуз.

„Не смешнее, чем твоя“, — подумала Милли.

— У нее только пенсия вдовы, — сказала она вслух. — И она пытается как-то существовать. А их богатый родственник не хочет помочь ни пенсом.

— Гм, — сказала Роуз, чувствуя, что уже достаточно подразнила Милли. — Он так хорошо выглядит и у него такие приятные манеры, у этого мальчика. А что он делает, когда Космо вынужден играть в гольф?

— Он берет уроки музыки, — сказала Милли, — гуляет.

Прогуливаясь, Бланко обычно не забредал дальше дома мадам Тарасовой. По пути он заворачивал в кондитерскую, чтобы купить пирожные для маленькой учительницы-армянки. Помучившись угрызениями совести, она дала себя уговорить не заниматься музыкой, а вместо этого говорить по-французски. В общем, это устраивало мадам Тарасову: во время бесед она могла шить свои заказы. Она разложила пирожные на тарелке, взялась за шитье, а Бланко уселся верхом на стульчик возле пианино и принялся за вопросы. Его распирало от любопытства — что же такое революция. Он трепетал, когда встречал кого-то, кто был в России в 1917 году. Может, она сама и не участвовала, но встречала людей, которые участвовали в тех событиях и рассказывали, что видели своими глазами. Он задавал вопросы на своем школьном французском.

— Расскажите мне, что вы видели. Ваш опыт, он волнует. — Бланко жаждал исторически достоверного рассказа.

Мадам Тарасова, сидя напротив тарелки с пирожными, буквально поедала их глазами.

— Возьмите, это для вас, — настаивал Бланко.

— Потом, — отвечала мадам Тарасова, — я люблю смотреть на них. Погляди, — сказала она, — вот это для девочки. Разве не миленькое голубое?

— Для той, которую я…

— Ее маман заказала три: голубое, зеленое и розовое. Очень дешевый материал, но симпатичный. Я бы сама выбрала шелк. — Мадам Тарасова вздохнула. Бланко еще раз подвинул к ней пирожные. — О Хьюберт, ты меня балуешь.

— Расскажите мне о революции, о большевиках, на кого они похожи?

— Большевики, большевики, — она взяла пирожное.