Элизабет Питерс - Обнаженная дважды

Чувство облегчения охватило всех собравшихся, когда Жаклин сделала свое заявление. Явная разрядка ситуации наступила отчасти потому, что имя, которое она упомянула, ничего не значило для большинства присутствующих, а также потому, что сухой, прозаический тон Жаклин убрал из ее заявления драматический элемент. В наступившей тишине можно было слышать сладкоречивый голос, вещающий с ужасно неподходящей для смысла фразы бодростью: «В преддверии приближающейся зимы подсчитано, что несколько сотен бездомных в стране погибнут за этот сезон в результате переохлаждения в течение следующих пяти месяцев…» Жаклин бросила взгляд на телевизор, ее губы напряглись, и наконец чей-то голос произнес:

— Я не верю этому. Катлин должна быть сумасшедшей, чтобы поступить подобным образом.

Это был первый раз, когда заговорила Шерри. Ее брат положил короткую и пухлую ручку ей на плечо и похлопал по нему.

— Именно так. Я согласен с Шерри. Катлин никогда бы…

— Заткнись, — бросила Шерри. Подлинная злоба в ее голосе заставила Сен-Джона отдернуть руку назад, как если бы он коснулся горячей плиты. — Что вы знаете про это… о ней? Может быть, она была сумасшедшая. Может быть, вы сумасшедшая тоже, миссис Кирби. Зачем Катлин было бежать и все эти годы жить вдали от семьи?

— Да, вопрос не из легких, не так ли? Вопрос, которого я еще не касалась. — Жаклин продолжала вязать крючком; кучка вязальных нитей покрывала ее ноги. — На него трудно ответить. Катлин не была простой, однозначной личностью. Мне потребовалось много времени, чтобы переговорить с членами ее семьи, узнать ее и научиться понимать, прежде чем я начала разбираться в ее поступках. Просветлением, открытием, которое привело ее к действию, было осознание ею того факта, что кто-то из людей, близких к ней, старался убить ее — и продолжал бы, как она должна была предположить, свои попытки. Жизнь Катлин была в опасности; без каких-либо конкретных доказательств, которые отсутствовали, у нее не было способа защитить себя, за исключением бегства. Но было еще кое-что кроме этого. Думаю, что это открытие разбило вдребезги самую веру, на которой Катлин основывала свой способ жизни. С самого детства она посвятила себя другим людям — исполняла эгоистичные требования своей матери, защищала сестер, поддерживала брата и старалась втиснуть свою собственную работу в прокрустово ложе их нужд. Писательство не было для нее хобби, это была потребность, такая же необходимая для нее, как дыхание. Не думаю, что могу передать вам степень расстройства, которое она испытывала, подчиняя свои потребности — не желания, а абсолютную необходимость — к пустячным заботам других членов семьи. Как долго могла бы она играть роль мученика, я не знаю. Некоторые женщины делают это всю свою жизнь. Но когда правда об этих несчастных случаях дошла до Катлин, то это стало для нее откровением. Горечь? Это слабое слово для того, чтобы описать, как она себя чувствовала. Странное дело, но не имело значения, что только один человек был виновен в физическом нападении на нее; все они разными способами нападали на нее эмоционально. Она, быть может, не отдавала себе в этом отчета, когда составляла план исчезновения; ее первоначальное намерение, возможно, было нанять детектива или самой провести расследование в надежде раскрыть личность возможного убийцы.

Клубок пряжи безнадежно запутался; Жаклин бросила его в сумочку и рассеянно воткнула крючок в свой шиньон.

— Нарисуйте в своем воображении, — сказала она, — жизнь Катлин в образе Августы Эллрингтон. Комфортабельные, уютные маленькие апартаменты и только кот для компании. Работа, которую она любила. Возможность творчества. Нет никаких требований, никто не прерывает и не отвлекает внимание. В первый раз за всю ее жизнь у нее есть собственная комната. Она должна чувствовать себя… Как я могу сделать так, чтобы вы поняли? Это похоже на то, как если бы кто-нибудь провел всю свою жизнь, дыша плотным ядовитым смогом, и неожиданно обнаружил себя, вдыхающим чистый, прозрачный воздух. Она не была сумасшедшей, чтобы предпринять этот шаг, Шерри. Она была бы сумасшедшей, если бы вернулась.

Лори Смит закрыла лицо руками. Ее плечи дрожали. Шерри перевела взгляд с Жаклин на свою сестру. Через мгновение она встала и перешла на кушетку к Лори. Никто из них не говорил, но их руки какое-то краткое мгновение нашаривали друг друга, а затем сплелись.

Улыбка Жаклин была слегка иронична. Она преуспела в деле снятия нескольких барьеров, разделявших сестер; обида на нее могла бы сблизить их. Пол также не был слишком доволен ею. У нее были превосходные мотивы для сокрытия части правды от него, но он не мог увидеть происходящее ее глазами. Как все мужчины, с грустью подумала Жаклин. Пусть даже лучший из них…