Норман Богнер - Комплекс Мадонны

— Но я должен поговорить с Элейн, объяснить…

— Объяснить что? И я, в общем-то, не вижу, какое я ко всему этому имею отношение.

— Теперь я тебя ненавижу, действительно ненавижу, — сказал Робби, натягивая брюки.

— Это естественно. Ты не хочешь забыть о том, что мы собирались куда-то ехать?

Обвив ее руками, он так стиснул объятия, что Барбара начала задыхаться.

— Пожалуйста, скажи, что ты что-то чувствовала.

— Хорошо, я что-то чувствовала.

На улице у входа в Электрический цирк толпилось несколько сотен человек. Робби показал свою визитную карточку, и их тут же впустили.

— Потому что ты умоляла меня.

— Не помню.

Они выпили кофе в полупустом «Рикерсе» на Шестой авеню. Барбара заказала английскую сдобу с виноградным повидлом, а Робби съел бекон с яйцами.

— С понедельника я начинаю каяться.

— Почему?

— Я должна. Я пойду к Фреру и исповедуюсь ему.

— Тебе от этого станет легче?

— Нет. Я чувствую себя прекрасно. И лучше не может быть. Все будет в порядке. Я не упомяну твоего имени.

— Разве ты не должна быть с ним искренней?

— Я с ним искренна, всегда искренна, — сказала Барбара, точно защищаясь от обвинения. — Он никогда не спрашивает имен, и я никогда их не упоминаю. Имена не имеют значения.

— Кроме людей, которым они принадлежат.

— Их я исключаю.

— Значит, ты признаешь, что то, что ты делаешь, — действительность… происходит на самом деле?

— Именно это мы пытаемся определить… лгу ли я. Я не могу определить, а он может.

— Я действительно люблю тебя, — сказал Робби.

— Любовь — это что-то, испытываемое к детям.

— Ты хочешь иметь детей от меня?

— Не хочу иметь их ни от кого. Я не имею права иметь их.

— Но ты ведь можешь иметь их?

— Откуда мне знать? Я принимаю таблетки, но когда не делала этого, ничего не произошло, так что, возможно, я бесплодна.

— Я хочу иметь детей.

— Кто тебя останавливает?

— Детей, которые будут нашими.

— Не будь сентиментальным. От этого меня буквально выворачивает.

— Дети — это не сентиментальность.

— Слушай, если ты наметил для себя генеральный план, то и выполняй его. Я не желаю принимать в этом участие. Ешь свои яйца и помалкивай.

— Давай проведем эту ночь вместе?

— Нет, решительно нет.

— Почему?

— По воскресеньям я люблю бывать одна. Я читаю газету и выхожу гулять в ближайший парк. Разглядываю буксиры и паромы. Они до сих пор плавают.

— Хочешь, я заеду за тобой?

— А твои занятия или что там еще?

— В понедельник. Ты не хочешь переехать в Бостон? И жить там со мной?

— У меня есть работа. Я работаю, чтобы обеспечивать себя.

— ООН не развалится без тебя.

— А я могу.

— Можно мне остаться у тебя, Барбара? Всего лишь один раз, а затем я сделаю все, что ты попросишь. Больше никогда не увижу тебя, никогда не буду говорить об этом, если ты именно этого хочешь.

— Не надоедай мне. Я сказала нет, значит, нет. Ты не сделаешь мне одолжение?

— Все что угодно.

— Отгони назад машину своего отца или найми для этого водителя.

— И это все? Ты собираешься просто уйти от меня?

Поднявшись из-за стола, Барбара кинула на него полдоллара и сказала:

— Смотри.

Робби кинулся на улицу за ней и схватил за руку, но она вырвалась и, открыв дверцу такси, села в машину.

— Ты сумасшедшая, — пробормотал он.

— Именно так, я сумасшедшая.

Она назвала водителю свой адрес, а Робби, словно сраженный сердечной недостаточностью, рухнул на тротуар.

Барбара не могла вспомнить, оставляла ли она в прихожей свет, но, судя по всему, решила, что оставляла. Машины Тедди она не заметила, вероятно, он оставил ее в покое на день-два и лишь потом позвонит или приедет к ней. Теперь был его черед играть роль обиженного, — роль, которой он был несказанно рад. Услышав звук включенного телевизора в своей комнате, Барбара застыла на месте, соображая, хватит ли ей времени добежать до консьержа, жившего на первом этаже, или выскочить на Восемьдесят седьмую улицу и найти полицейского. Они всегда слонялись перед клиникой или у Грейси Меншн. Тут ей пришла мысль — так велико было любопытство, — что кто-то разыгрывал ее. Сняв ботинки, Барбара на цыпочках прокралась к спальне. От двери она увидела, кто это был. Лежал на ее кровати и смотрел фильм. Барбара расхохоталась.

— Господи, ты напугала меня — я решила, что это какой-то маньяк, — воскликнула Элейн. Она выглядела очень мило и изящно в черной кружевной комбинации.