Габи Шёнтан - Мадам Казанова

Обо всех этих событиях я узнала, находясь на безопасном расстоянии от французской столицы. Я вернулась в свой дом в Санкт-Петербурге, и «русская жизнь» леди Сэйнт-Элм благополучно продолжалась. Иногда мне даже казалось, что я никуда не уезжала отсюда. Я снова увиделась со своими друзьями, знакомыми, встречалась с императором Александром и снова была его любовницей.

Брюс Уилсон по-прежнему жил в Санкт-Петербурге и все так же посасывал свою трубку. Официально он учил меня русскому языку, а неофициально оставался все таким же центром сосредоточения информации. Он приветствовал меня точно так же, как и провожал, — крайне сдержанно. Мой отчет о пребывании в Париже Брюс никак не прокомментировал.

— Поскольку вы вернулись, — сказал он, судя по всему, оставшись равнодушным к моим достижениям, — вам опять предстоит посещать мои занятия. Я жду вас у себя раз в неделю.

Как-то в конце лета Брюс встретил меня с рассерженным видом.

— Вы подтвердили справедливость моего убеждения в том, что женщины неспособны отделять свою личную жизнь от работы, — раздраженно сказал он. — Вам непременно нужно было выплеснуть в лицо Бонапарту свою ненависть, но вы забыли, что тем самым ставите под угрозу жизнь Поццо ди Борго. Как только Бонапарт добрался до Вены, он устроил розыск Поццо ди Борго, требуя, чтобы австрийцы, которые только что потерпели от Бонапарта поражение, выдали его. Австрийцы, слава Богу, отказались это сделать. Сейчас Поццо ди Борго находится на пути в Англию.

Упреки Уилсона были справедливы. Однако в то время он еще не знал, что бегство Карло в Англию — прямой результат моей безрассудной вспышки эмоций — вскоре сыграет очень важную роль. Карло, который целый год добирался до Лондона, стал организатором нового сближения между Англией и Россией. Именно он проводил обсуждение условий секретных договоров, направленных против Наполеона.

Карло постоянно рассказывал мне обо всем этом в своих письмах, что дополняло те сведения, которые я получала от Уилсона. Доходившие до меня, таким образом, новости подтверждали мои оценки и внушали надежду.

Чем сильнее проявлялась одержимость Наполеона идеей мирового господства, тем менее разумными становились его действия. С невероятным раздражением отвергал он советы и предостережения своих маршалов, министров и союзников. Проявляя нетерпимость к чужому мнению, он с позором освободил от должности Фуше. Новый шеф полиций ввел в стране жесточайшую цензуру. Любое написанное слово, будь то в частном письме или в газете, подвергалось проверке, а любое слово, произнесенное вслух, подслушивалось. Заподозренные в политической неблагонадежности люди могли без суда подвергаться тюремному заключению сроком на двенадцать месяцев и более.

— И дома, и везде я правлю благодаря тому страху, который внушаю, — похвалялся Наполеон. — Такова моя позиция и таковы мой основные принципы.

Кружным путем, через Вену, приходили также письма от Талейрана, который выражал в них свою уверенность в конечном успехе.

«Политика — это игра, основанная на терпении, — писал он. — В любой игре выигрывает тот, у кого более крепкие нервы. Мы обмениваемся ходами и сейчас выиграли еще одну партию».

Маршал Бернадот, протеже Фуше, добился большого успеха. Благодаря его такту и дипломатическим усилиям шведский парламент единодушно избрал его наследником шведского престола. Царствующий престарелый король Швеции Карл XIII сделал его своим приемным сыном. В одном из первых обращений к своим подданным новый кронпринц Швеции заявил о том, что он никогда не будет воевать с Россией.

К этому моменту Французская империя включала в себя уже все страны Европы, за исключением Англии, России, южной части Испании и Швеции. Государства, которые не были присоединены к этой империи, стали вассалами Наполеона. Дружеские отношения между Францией и. Россией заметно охладели, и император Александр с беспокойством следил за дальнейшим ухудшением этих отношений. При этом российский император активизировал свои тайные контакты с Австрией, Польшей и Пруссией, а также снял запрет на импорт английских товаров, доставлявшихся на нейтральных судах в российские порты на Балтийском море.

Во время нашего очередного любовного свидания в его черно-золотой спальне император Александр, который в тот раз был более склонен разговаривать, чем заниматься любовью, признался мне:

— С каждым месяцем тон моей переписки с Бонапартом становится все более резким. По всей вероятности, нам не избежать еще одного кровопускания. Я сделал все от меня зависящее, чтобы избежать этого, но сейчас чувствую, что не смогу уклониться от исторической миссии уничтожить этого корсиканского антихриста ради благополучия рода людского.