Габи Шёнтан - Мадам Казанова

— Я счастлив, мадам, — произнес он, и я присела в реверансе.

Наполеон взял меня за руку и заставил выпрямиться.

— Прошло так много времени после нашей последней встречи. — Он смотрел мне в глаза.

Я увидела, что он неважно выглядит. Кожа его стала еще более желтой, а волосы, казалось, поредели; под глазами набухли мешки, а от носа к выступающему вперед подбородку пролегли две глубокие темные морщины. Я подумала, что теперь он все больше становится похожим на тетю Летицию.

— Да, прошло много времени, Ваше Величество, — с готовностью согласилась я и подумала, что и в самом деле прошло немало лет с тех пор, когда это лицо было молодым и подвижным, когда каждая его черта говорила о скрытой энергии, а я бесконечно его любила. Теперь то же лицо выглядело угрюмым и неприветливым и я ненавидела его больше всего на свете.

Наполеон уже двинулся дальше, окидывая всех по очереди твердым взглядом, он что-то говорил, едва шевеля губами, а я все еще вспоминала о тех прежних временах. В памяти возникали его пылкое обаяние, его красноречие, доходивший до самого сердца взгляд светлых глаз и нежная улыбка.

Император занял одиноко стоящий трон. Монотонным голосом церемонимейстер зачитал бюллетень, из которого следовало, что Ее Императорское Величество испытывает недомогание, а потому не соизволила почтить своим присутствием сегодняшний прием. Неужели Наполеон освободился и от очаровательной, утонченной Жозефины? Слухи об их возможном разводе уже давно перестали быть слухами. Теперь уже открыто поговаривали о предстоящем судебном расторжении брака императора. Сейчас мне приятно было вспомнить о том, как совсем недавно я расстроила новые брачные планы Наполеона. В этот момент возникший передо мной высокий адъютант вывел меня из состояния задумчивости.

— Император желает… — сообщил он, жестом приглашая меня проследовать к Наполеону.

Когда император чего-нибудь желает, приходится подчиняться. Я последовала за адъютантом. Наполеон ожидал меня в дверях небольшого зеркального салона. Официальная часть приема была закончена, теперь наступило время, когда можно было позволить себе отойти от формального протокола. Адъютант щелкнул каблуками, и Наполеон махнул рукой, отпуская его. Затем он пригласил меня войти в салон, где никого не было.

— Я счастлив, — торопливо повторил Наполеон, и его стеклянный взгляд окинул меня с ног до головы.

— Ваше Величество, — повторила я, в свою очередь, и присела в реверансе.

— Феличина! — Он назвал меня по имени и одновременно коснулся моей руки.

— Да, Ваше Величество? — Я притворилась смущенной и захлопала ресницами.

— Мне одиноко, — сказал он просто, отпуская мою руку.

— Одиноко? — Я отодвинулась от него. — Вы, Ваше Величество, вероятно, шутите?

Наполеон покачал головой.

— Друзья покидают меня, — сказал он печально. — Предают меня. Я не могу никому доверять. Я был искренне привязан к Талейрану, а тот продал меня, не знаю даже, за какую цену. Мне пришлось отправить в ссылку Моро, а теперь я знаю, что Бернадот тоже стал моим врагом. Вот так один за другим они уходят… — Наполеон уныло пожал плечами. — А мой так называемый друг и союзник Александр! Он так же лжив, как и слаб. И к тому же двоедушен. Не ценит моего расположения — целует меня в обе щеки, как брат, и в ту же минуту предает. А мои родные братья и сестры! — Он презрительно щелкнул пальцами. — Все они думают лишь о том, чтобы облачиться в мантию из горностая, теша свой непомерный эгоизм. Я принес себя в жертву недоумкам — тупым и завистливым братьям, бестактным и неблагодарным сестрам. А мама… — Наполеон быстро вытер лоб и поправился: — Мадам Мере предпочитает мне Лучано. Она присоединилась к нему в ссылке и полностью разделяет его взгляды. Что бы я ни делал, ничто ей не нравится. Я — император Франции, а она даже не удосужилась выучить как следует французский. Вместо похвалы за то, что я пришел к власти, мне пришлось услышать от нее какую-то чепуху на смеси французского и итальянского: «Будем надеяться, что это пройдет».

Я не шелохнулась.

— А теперь я теряю и Жозефину. — Наполеон вздохнул. — Она всегда была мне хорошим другом. Никто не знал меня так, как она. — Он поднял вдруг голову и посмотрел на меня. — Разве что ты! Ты тоже всегда меня понимала, верила в меня и прощала недостатки. — Наполеон улыбнулся, но это была лишь бледная тень его прежней, неотразимой, манящей, Требовательной улыбки. — В последнее время я часто вспоминал юность, тихий луг за нашим домом в Аяччо, коз и цыплят, пыль и пробивающиеся через ставни лучи солнца, ароматы ракитника, мальвы, лаванды. Я размышлял об идеалах и устремлениях нашей юности.