Пьер Рей - Аут

— В чем, в таком случае?

— В том, что находится у тебя в брюках.

Ландо напыжился. Он гордился интимной частью своего тела, которой пели дифирамбы сотни обессиленных и растерзанных женщин после его высококвалифицированных эротических заходов. Но реплики Инес выбивали у него из-под ног почву.

Она молчала, и он сам решил напроситься на комплимент.

— Тебе понравилось?

— Неплохо…

— Как это «неплохо»?.. — Он чувствовал себя утомленным и опустошенным, готовым проспать десять лет, чтобы восстановить силы.

Инес склонила к плечу изящную головку, украшенную огромными, умными, фантастически красивыми глазами, и негромко, одними губами сказала:

— Для белого — неплохо…

Ландо никак не мог понять, как принцесса Кибондо, дочь короля, может зарабатывать себе на жизнь, — с королевской небрежностью отдавая часть денег ему, — продавая свое великолепное тело каким-то толстосумам? Несмотря на свой богатейший опыт общения с женщинами, он, как маленький мальчик, не мог проникнуть в ее тайну.

Она села на край кровати и медленно натянула высокие сапоги. В клетке зацокал клювом один из ее попугаев.

— Ты сама купила этих воробьев?

— Подарили… Любишь птичек?

Орландо Баретто встал с кровати и с удовольствием потянулся своим мощным, без единой капли жира, телом.

— Обожаю…

Ландо подошел к позолоченной клетке, открыл дверцу и запустил внутрь два пальца. Попугайчики отпрыгнули в дальний угол. Он осторожно вытащил одного из клетки, и тот неожиданно клюнул его в палец. Он уложил птичку в ладонь и струей теплого воздуха изо рта распушил перышки вокруг головки, почти касаясь губами тельца птички. Затем с улыбкой посмотрел на Инес.

— Я без ума от всех животных, — сказал он и, без всякого перехода, одним щелчком зубов обезглавил попугая.

Хомер Клоппе вежливо встал навстречу посетителю и, не обратив внимания на протянутую для приветствия руку, ограничился легким кивком. Жестом руки он указал на кожаное кресло. Гость осторожно присел на самый краешек. На отполированной до зеркального блеска поверхности рабочего стола Хомера ничего не было: ни карандашей, ни папок с документами, ничего, кроме визитной карточки посетителя, на которой было отпечатано: «Андрэ Ловен. Управляющий».

Ловен прокашлялся и едва заметно улыбнулся. Ему было около шестидесяти, ужасно элегантный, с загорелым, обрамленным прядями седых волос лицом.

Хомер скрестил пухлые руки на столе и достаточно красноречиво посмотрел на часы.

— Выражаю вам глубокую благодарность за возможность принять меня, — заговорил Ловен. — Я должен был бы заранее условиться о времени встречи, но, к сожалению, в Цюрихе я проездом, а дело, которое привело меня к вам, настолько деликатное и безотлагательное, что я решился все-таки побеспокоить вас.

Он подтянул штанину с безукоризненной складкой, пригладил ладонью темный галстук и непринужденным жестом откинул волосы назад.

— Итак! — после некоторого молчания продолжил он. — У меня с собой есть некоторая сумма денег, которые я хотел бы поместить в ваш банк.

Он машинально коснулся рукой небольшого черного чемоданчика, стоявшего на ковре подле его ног, и, не выдержав взгляда пронзительных глаз, смотревших на него из-за толстых стекол очков в тонкой золотой оправе, вытащил из кармана пиджака шелковый носовой платок и устало провел им по внезапно вспотевшему лбу.

Смущенный молчанием Хомера, Ловен заерзал в кресле, закинул ногу на ногу и положил руку на чемоданчик, ошеломленный суровостью обстановки кабинета, которая не давала ни малейшего намека на его функциональную принадлежность. Совсем не таким он представлял себе «святая святых» — директорский кабинет одного из самых «молчаливых» и мощных банков Цюриха. Стены покрывали простые бежевые обои, на полу лежал самый заурядный синтетический ковер серого цвета…

Он тяжело вздохнул и сказал:

— Речь идет о восьми миллионах французских франков.

Клоппе даже не шелохнулся. Ловен торопливо добавил:

— Это составляет миллион семьсот тысяч долларов.

Банкир безразлично кивнул головой.

— Результат моей двадцатилетней работы. Вы понимаете?.. Если со мной что-нибудь случится… я не хотел бы, чтобы это превратилось в дым в качестве наследства…

Клоппе согласно кивнул. Ловена уже понесло…

— Сейчас я вам все объясню…

Клоппе сделал резкий останавливающий жест рукой, и его лицо напряглось.