Эрик Сигал - Аутодафе

Затем наступила тишина, нарушаемая только леденящим душу звуком одежды, надрываемой в знак горя. Как будто на части раздиралось само небо. Община стала свидетелем смерти великого человека и должна была публично проявить свою скорбь и смирение.

И Второзаконие, и Талмуд велят хоронить покойника в день его смерти, пускай даже это будет полночь. Поэтому, когда дело шло о таком выдающемся человеке, каким был Моисей Луриа, с приготовлениями нельзя было терять ни минуты.

Как по волшебству, возникли несколько фигур — братья похоронного общества, хевра кадиша .

Никто не мог бы сейчас сказать, кто их вызвал. Но они появились, эта особая группа людей божьих, готовых в любое время исполнить свою миссию по воздаянию почестей умершему.

Тело рава Луриа перенесли домой. И оставили жену и дочерей оплакивать покойного и молиться за него вместе с другими женщинами, а сами братья стали поспешно готовить полночные похороны.

Доктор Коэн и дядя Саул, почтенные представители конгрегации, немыми свидетелями присутствовали при ритуале, совершаемом братьями при свечах. Согласно мистической традиции, вокруг тела должны были гореть двадцать шесть свечей.

Старший из братьев читал древнюю молитву, восходившую к первому веку. В ней содержалась мольба к Всевышнему позволить усопшему «гулять с правоверными в саду Эдем».

Под аккомпанемент псалмов и библейских текстов работники хевра кадиша накрыли корпус и ноги простыней — ибо такому именитому человеку, как рав Луриа, не пристало являться кому-либо в наготе. Затем они специальными растворами, в состав которых входило сырое яйцо, вымыли покойнику голову и волосы, не снимая простыни, омыли все тело и заткнули отверстия ватой.

Потом двое членов хевра кадиша взялись за тело рава Луриа и подняли, а другие стали поливать его водой из специальных сосудов, создавая проточную струю. При этом они нараспев произносили: «Он чист. Он чист. Он чист».

После этого тело обернули в саван ручного шитья, поверх него — в молитвенное покрывало — талит. Голову надо было закрыть накидкой.

Но прежде было необходимо совершить еще один ритуал.

Руководитель похоронного общества обратился к доктору Коэну:

— Это должен сделать его сын.

— Мы связались с Дэнни, — ответил врач. — Он едет с Манхэттена. Не знаю только, сколько это у него займет. У нас мало времени. Но зато здесь присутствует ребе Саул, он тоже близкий родственник.

— Нет. — Распорядитель ритуала сделал царственный жест. — Это должен быть сын. Еще немного подождем.

Все стояли неподвижно. Кто-то читал молитву. Наконец в комнату робко вошел Дэниэл Луриа. Лицо у него было почти такое же белое, как у его умершего отца.

— Дэнни, — сказал дядя Саул. Он говорил шепотом, но голос его, как всегда, был на октаву ниже всех других мужских голосов. — Я рад, что ты пришел.

Вновь прибывший не мог вымолвить ни слова. Его глаза метались по комнате, полные неподдельного ужаса.

То, что я испытывал, было намного сильнее страха. Это был своего рода смертельный ужас — готовность к обвинениям в его смерти, а более всего — страх увидеть тело моего отца.

Но больнее всего мне было сейчас от того, что поведала по телефону Дебора. Какая горькая ирония! Я ждал звонка с радостным известием, что отец согласился меня благословить и принять назад в свои объятия. А вместо того помертвелым от горя голосом сестра сообщила мне, что человек, чьей любви я жаждал всеми фибрами души, отверг меня даже в смерти.

Всю дорогу с Манхэттена — а мне казалось, такси едет бесконечно долго — я осмысливал случившееся. Я просто не мог поверить, что среди тех, кто был сейчас в комнате, где лежало тело моего отца, нашелся человек, санкционировавший мое присутствие.

И все же я был хоть и блудным, но единственным сыном покойного, и в таком качестве мне была отведена моя особая роль.

Старший группы ткнул в меня пальцем. Я заколебался. Он стоял у дальнего края стола, держа наготове газовую накидку, но мне казалось, я не вынесу вида отцовского лица. Я сделал несколько шагов, но заставить себя смотреть не мог.

Один из помощников выставил вперед сжатую в кулак руку, и я понял, что должен взять что-то из его ладони.

— Это священная земля — из Святой Земли. Ты должен посыпать ему на глаза. — Он пересыпал комочки земли в мои трясущиеся руки.

Много времени прошло, прежде чем я нашел в себе силы украдкой взглянуть на покойника.