Майкл Корда - Роковая женщина

Затем, пока она вешала одежду, у нее внезапно возникло ощущение, будто что-то не так. Она испытала пронзительное, чувство, что ее уединение грубо разрушено, и тот иррациональный страх, что охватывает порой по ночам даже самых разумных людей, например, когда выходишь из ванной, или идешь на кухню за стаканом апельсинового сока, и, хотя знаешь, что шторы опущены и дверь заперта на цепочку, внезапно чувствуешь себя одиноким и уязвимым, и спешишь обратно в постель, под одеяло. Мгновение Алекса поразмыслила и осознала, что дело не в этом. У нее было чувство, что вещи сдвинуты, хотя и слегка, что пока она обедала, ее комнату тщательно обыскали. Все лежало там, где она оставила, но не совсем — словно здесь поработал полтергейст.

Она твердила себе, что ей мерещится, но странное чувство говорило, что кто-то здесь побывал, тщательно, методически просмотрев ее вещи. Она не могла этого доказать, ведь она не принимала никаких предосторожностей, о которых пишут в романах — волос, искусно наклеенный там, где пришелец оборвет его, не заметив, одежда, сложенная специальным образом, чтобы легко можно было угадать, что ее брали в руки — и, однако, она знала . Алекса запустила руку в сапожок и с облегчением вздохнула, обнаружив, что конверт на месте, и сразу подумала, что впадает в паранойю.

Ее осенило, что здесь, вероятно, прибиралась Люсиль, когда приходила разложить постель на ночь. Учитывая дух безупречного порядка, царивший в Кайаве, на это было весьма похоже.

И лишь когда она уже начала засыпать, то осознала, что в комнате остался запах табака, резкий, едкий, знакомый запах иностранных сигарет. Затем она уснула, и эта мысль покинула ее.

— Я на заправочной станции, в телефоне-автомате, — сказал Рамирес Роберту. Его голос был приглушен. — Здесь можно говорить безопасно.

— О чем нам говорить? Ты нашел проклятый документ?

— Еще нет.

— Теряешь хватку, — в ярости бросил Роберт.

— Я не могу найти то, чего нет, экселенц.

— Он здесь, черт побери. Я это нутром чую.

— Nada, экселенц. Уверяю тебя.

Роберт вышел из себя. Он возлагал слишком много надежды на Рамиреса, и, как обычно, обманулся. — Не тычь мне своим «nada», — прошипел он. — Нашему соглашению — nada!

— Мы договорились…

— Хрен тебе! Я ожидал результатов , Рамирес. Ты обосрался. Можешь попрощаться со своим проклятым банком. Никаких больше услуг. С этого момента сам разбирайся с Флоридской банковской комиссией, и департаментом по эмиграции тоже.

— Ты этого не сделаешь, — сказал Рамирес, словно констатируя факт. Отсутствие ярости в его голосе устрашало больше любой ярости — хотя Роберт, казалось, этого не заметил.

— Ты будешь мне указывать! Делай, что я тебе велю, Рамирес, или тебе на голову свалится тонна кирпичей. — Роберт удовлетворенно бросил трубку.

Он не сомневался, что Рамирес удвоит свои усилия. Всегда можно положиться на жадного человека — опыт его этому научил.

Ночью Алекса решила, что утром уедет домой, чем бы ни был этот «дом». Казалось, не было смысла терпеть дальнейшую враждебность Роберта или его бабушки. Но когда Люсиль принесла поднос с завтраком, необычайно роскошный, она обнаружила на нем конверт, который содержал краткую записку с извинениями от Роберта. Тем же раз машистым почерком, что и отец, он сообщал, что сожалеет о своем поведении. «Мы с бабушкой , — писал он, — оба считаем, что в интересах семьи будет лучше, если вы останетесь, возможно, на день или два, и посмотрите, не сможем ли мы найти общую почву, дабы избежать судебных баталий. Если вы считаете, что для этого есть хоть малейшая возможность, я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ее использовать. Надеюсь, что вы предоставите нам этот шанс».

Послание было подписано «Искренне, Роберт Баннермэн », и ничто не отрицало искренности его тона. У Алексы мелькнула мысль, не продиктовала ли письмо миссис Баннермэн, но потом решила, что это не имеет значения. Письмо являло собой предложение мира, и этим не следовало пренебрегать. Она передала через Люсиль, что останется, и провела утро в одиночестве, прогуливаясь по имению, там, куда могла позволить себе зайти, отыскивая места, которые ей описывал Артур, и постоянно удивляясь, как много ей кажется знакомым по его описаниям, как будто она уже бывала здесь раньше.

Время от времени к дому подъезжала машина — миссис Баннермэн предупреждала ее, что за ланчем должна собраться семья, поэтому, проследовав за дворецким в столовую, она приготовилась к самому худшему.