Наталья Калинина - Театр любви

— А тот Сашка Путятин, или как там его сейчас, он что, обидел тебя?

— Обычная любовная драма, где не бывает ни правых, ни виноватых. Ты видел его когда-нибудь?

Я сама не заметила, как перешла на «ты».

— Нет. Я соврал этому подполковнику. Ему и про то, что я тебе рассказал, не нужно знать, верно? Нет у него никаких фактов, чтоб упрятать меня за решетку. Мало ли что ему почудиться могло? Правда, сестренка?

Я кивнула и шмыгнула носом.

— Эй, сырость разводить не разрешаю. Ты это брось. Слышь? Надеюсь, у меня есть хорошенькая племянница — маменькина дочка или на худой конец отпетый двоечник-племянник?

— У меня нет детей.

— Жалко. Очень жалко. Неужели так и сгинет наша Путятина порода? Но ты еще совсем молодая, сестренка, и вполне можешь успеть родить пару ребятишек. Ты что, до сих пор любишь этого моего, хм, братца-близнеца?

— Сама не знаю. Наверное, все дело в том, что с Сашей связана самая счастливая пора в моей жизни. Первая любовь, сам понимаешь.

— Понимаю. Хотя моя так называемая первая любовь заразила меня дурной болезнью. Вот такой невезучий оказался у тебя братан.

Он взял меня за руку и крепко пожал ее. Его ладонь была горячей и сильной. Я с радостью ответила на рукопожатие.

— Тебе пора. А то твой страж шум подымет. Провожу тебя до лифта.

Мы вышли в гостиничный холл. Здесь было людно.

Возле лифта он поцеловал меня в щеку. Последнее, что я видела в проеме смыкающихся дверей, была его широкая радостная улыбка.

Я в изнеможении упала на кровать. Сердце ходило ходуном.

Прошло несколько минут, и я услышала стук в дверь. Мои губы машинально сказали «да».

Он ввалился в мою комнату и упал на пол прежде, чем я успела прийти ему на помощь. Из уголка его рта бежала струйка крови.

— Алешенька, дорогой! — Я опустилась на пол и обхватила его руками за плечи. — Не умирай, прошу тебя!

Он прохрипел что-то неразборчивое.

Я вскочила и бросилась к телефону вызвать «скорую». В этот момент в комнату вошел Апухтин.

Он сориентировался в одно мгновение. Оттеснил меня в угол комнаты, куда, как я сообразила, не попадут пули, если вдруг кто-то будет стрелять по двери. Потом отдал короткие приказания в свой телефон. И только тогда склонился над распростертым на полу Путятиным.

— Я же просил тебя никому не открывать дверь, — сказал он, щупая Путятину пульс. — Может, выкарабкается. Он нам очень нужен.

— Почему ты не взял его днем? В тюрьме с ним бы ничего не случилось. Он мой брат, понимаешь? Мой родной брат, с которым мы не виделись с детства. Мы установили это полчаса назад. Господи, стоило мне его найти, как кто-то…

Я разрыдалась.

— Спокойно. Вижу, ты не теряла времени зря в мое отсутствие. Да, женщинам при любом раскладе доверять нельзя. Я же просил тебя…

— С какой стати я должна во всем слушать тебя? Из-за тебя и твоих ментов погибла Уланская, ни в чем не виноватые двойники… А теперь мой единственный брат. Если бы вы не начали свою слежку, они все были бы живы.

— Та-ак. Мы перешли на «вы». Что ж, дельное предложение. Всем нам пора спуститься на землю.

— Он умрет! Сделай что-нибудь!

— Сейчас приедут медики. Честно говоря, я не знаю, какая судьба уготована этому человеку по сценарию. Возможно — выжить.

— Как ты можешь так спокойно говорить? Даже цинично!

— От меня в данный момент мало что зависит. — Апухтин сурово посмотрел на меня. — Увы, но это так.

Пока медики возились с Путятиным, я вкратце пересказала Апухтину наш с ним разговор. Скрывать что-либо теперь не было никакого смысла.

— Угу, — изрек Апухтин, когда я худо-бедно справилась со своим рассказом. — Если Путятин умрет, вместе с ним умрет и истина. А ты, вероятно, будешь оплакивать смерть брата.

— Но он на самом деле мой брат. Ощущаю это каким-то десятым чувством. Иначе зачем ему было просить меня о встрече?

Апухтин ничего не ответил. Когда из номера вынесли носилки с Путятиным, он закрыл дверь и сказал:

— Сеулицкий сознался в убийстве. Похоже, он в невменяемом состоянии. Таня, ты не знаешь, твой бывший муж не страдал психическими расстройствами?

— Понятия не имею.

— Он сам пришел к нам с повинной. Утверждает, что сделал это по твоей настоятельной просьбе. Говорит, ты сказала, что вернешься к нему, если он убьет Завидова.

Я лишь горько усмехнулась в ответ.

— А как же быть с моими отпечатками на орудии убийства и осколках стакана? Что он говорит по этому поводу?

— Говорит, поначалу он решил подставить тебя — уж больно ты ему насолила своим несгибаемым максимализмом. Цитирую протокол. Потом им вдруг овладело раскаяние. В данный момент Сеулицкий горит желанием исповедаться перед тобой во всех грехах. Короче, сидит в комнате моего зама и пишет имена всех своих любовниц, сопровождая признание подробным описанием своих интимных отношений с ними.