Наталья Калинина - Театр любви

— Я тоже.

— Если бы Зоя не переехала в Москву, она бы уже превратилась в старуху с целым букетом хронических болезней. Уж не говоря обо всем остальном.

— О чем, Кит?

— Они там все пьют и измываются над женами. Недостаток духовной культуры сказывается прежде всего на семейных отношениях.

— А недостаток искренности? На чем сказывается недостаток искренности? То есть притворство?

Кит понял, о чем я.

— Они со временем подружатся. Твоя мать мудрая женщина. Ну, а что касается Вики, она еще очень молода для того, чтоб понять, что в сердце ее отца места хватит для всех. К тому же я очень баловал ее в детстве.

— Но почему твоя Зоя не стала притворяться перед моим отцом, что она любит Алешу?

— В провинции иные нравы.

Кит, как мне показалось, брезгливо поморщился.

— Знаешь, я бы тоже не смогла притворяться. Я бы никогда не смогла полюбить Сашину дочку от этой Валентины. Значит, я тоже провинциалка?

— Я бы этого не сказал. Просто ты привыкла сама придумывать правила игры.

— Ты хочешь сказать, я ни с кем не считаюсь?

— Ну, что-то вроде.

— Ты прав, Кит. И никого не люблю. Даже себя разлюбила.

— Это пройдет. — Он отлучился на минуту в прихожую и вернулся с плоской бутылкой коньяка. — Выпьем за твое скорейшее выздоровление.

— Спасибо. Ты очень добрый, Кит.

— И очень эгоистичный. Хочу выпить за твою сладкую изюминку. Признаться, я никогда не встречал женщины, влюбленной в себя до такой степени, как ты.

— Это мешает мне влюбиться по-настоящему. Всегда мешало.

Кит выпил свою рюмку до дна и рассмеялся.

— И это же уберегло тебя от многих бед и разочарований.

— Возможно, ты прав, Кит, но теперь когда…

Я осеклась, встретив его насмешливый взгляд.

— Только не наломай дров.

— Ты под этим что-то конкретное подразумеваешь?

— Я не хочу, чтобы ты позволила раскаянию и жалости возобладать над всеми остальными чувствами. Жертвенность тебе не к лицу.

— А что мне к лицу?

Кит медленно встал и положил ладони мне на плечи. Они у него были горячие — я ощущала это через свой толстый свитер.

— Я дам тебе один совет, который ты можешь забыть. Но все-таки выслушай его, ладно?

— Валяй.

— Не позволяй ни одному мужчине брать над тобой верх. А это значит оставь в своей душе такие уголки, куда не проникнуть нашему брату.

— Мог бы сказать мне об этом лет десять назад или даже раньше. Теперь уже поздно. Поздно.

Я стряхнула с плеч его руки, встала и подошла к окну, за которыми мерцала огнями предвесенняя Москва.

— Ты бы меня не послушала. Да я и сам не догадывался в ту пору о том, какой я умный.

— Кстати, о правилах игры. Как ты думаешь, какое место в жизни мужчины может занимать любовь женщины?

Я повернулась и посмотрела на него в упор. Он выдержал мой взгляд.

— Ты хочешь сказать, на что способен влюбленный мужчина? На все что угодно. Кроме, пожалуй, верности.

— Ты, как всегда, прав, Кит. И от этого становится очень грустно.

Он снова наполнил наши рюмки.

— Если хочешь, можешь выпить за то, чтобы я оказался не прав. Чтобы твой любимый мужчина не совершал время от времени вылазок в бордель и как можно реже прикладывался к бутылке. Возможно, тогда ему удастся справиться с самой лучшей мужской ролью. Кстати, нас с Зоей пригласили в Дом кино на просмотр «Великого Гэтсби». Могу уступить тебе свой билет.

Я замотала головой.

— Тебе не нравится эта книга?

— Он слишком выпендривался перед своей Дэзи. Она была недостойна его.

Кит выпил свой коньяк и засобирался. Он сказал мне, одеваясь в прихожей:

— Давай договоримся о следующем: я согласен потворствовать твоей экстравагантности при условии, что ты не станешь разбивать зеленую лампочку над запасным выходом. Хотя тебе вряд ли возможно навязать правила чужой игры.

— Я стала другой, Кит.

— Не верю. — Он нагнулся застегнуть ботинки. — Правда, когда дело касается тебя, мне обычно изменяет чувство объективности. Пока.

Я сидела за рулем своей «девятки», безуспешно стараясь сосредоточить внимание на дороге.

Еще утром я обрывала пасынки с вымахавших под самый потолок теплицы помидоров и думала лишь о том, что вечером приедет из Москвы Боря и мы устроим королевский ужин — на террасе, при свечах, под музыку цикад, обожающих наш похожий на уголок ботанического сада участок.

Борис позвонил в пятнадцать минут третьего и сказал, что сегодня, к сожалению, приехать не сможет. У него был какой-то странный — не то испуганный, не то извиняющийся голос. Скорее всего и то, и другое.