Линда Тэйлор - Читая между строк

— Слова, слова. — Он покачал головой. — Я слышу твои слова, но все равно уверен, что они согласились взять меня только из-за семейной традиции.

— Чушь, — категорично заявила Мэгги. — Из-за какой традиции, в таком случае, взяли меня? А они оказались такими идиотами, что взяли.

— Но ты же на самом деле хорошо училась. — Он склонил голову набок и с восхищением посмотрел на нее. — Мэгги, ты действительно заслуживала быть принятой сюда. В этом все и дело. У тебя хватало на это мозгов, вне зависимости от твоего положения. А у меня — нет. Моим мозгам с этим не справиться. Вызубрить все к выпускным экзаменам невозможно. Уже слишком поздно. А выехать на интеллекте не получится по причине отсутствия у меня оного.

— Кто тебе такое сказал? — ласково улыбнулась Мэгги. — Ты очень восприимчивый человек, Фабиан. Именно это я и называю интеллектом. То, что ты сказал мне, действительно заставляет задуматься. Уже очень давно никто не делал мне таких отчаянных откровений.

Он с сомнением прищурился:

— Что же такого я сказал?

— Что ты чувствуешь, что тебя используют. Может, не такими словами, но суть в этом. И что я навешиваю ярлыки сама на себя. Это тоже верно. Да, я бабушка. Это факт, и с этим уже ничего не поделаешь. — Она помолчала. У нее было время подумать над его словами. Странно было вновь прокручивать их голове. — Но я еще и женщина. И я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты напомнил мне об этом.

— Очень красивая, — осторожно добавил он. У нее потеплело внутри.

— Фабиан, спасибо тебе за то, что ты увидел меня такой, какая я на самом деле. Дома я всегда была женой Пита, или матерью детей, или бабушкой Шарлотты. Это… это некоторый шок — неожиданно посмотреть на себя отдельно от всех, без того окружения, которое висит на тебе грузом, и попытаться понять, кто же ты на самом деле.

— Это все благодаря тебе самой. — Он выпрямился, и его глаза оживились. Он подался к ней. — Я хотел объяснить это тебе. Ты — единственный человек, с которым я смог быть таким откровенным. Ты же не думаешь, что я рассказывал всем и каждому о том, как я сдавал уровень А? Даже мои школьные друзья думали, что я просто перестраховываюсь, занимаясь сутками напролет. Никто не знал, в каком ужасе я был. А ты теперь знаешь. И ты ведь не станешь по-другому ко мне относиться? Для тебя ведь нет никакой разницы, потому что ты принимаешь меня таким, как есть, с деньгами или без, с дипломом или без, так ведь? — Он настойчиво заглядывал ей в глаза. — Когда ты смотришь на меня, ты видишь не мою фамилию, не престижную школу, в которой я учился, и не мои радужные перспективы. Ты видишь мужчину, может, слишком молодого, но все-таки мужчину. Который тебя любит.

— О, Фабиан! — Она прижала пальцы к губам, практически не дыша. — Ты не должен так говорить. Тебе нужно быть осторожнее.

— Чего я не должен говорить? Что я люблю тебя? — Он замялся, подыскивая слова. — Но я чувствую это. Не отрекайся от моих слов, Мэгги. Ты не знаешь, что я чувствую. Ты знаешь, что чувствуешь ты, но откуда ты можешь знать, какова ты в моих глазах? Ты должна признаться, что не знаешь этого.

— Но… — Она оперлась рукой на колено, пытаясь удержать чашку. Свет, трепетавший на поверхности чая, выдавал дрожь ее руки. — Понимаешь, Фабиан, когда-нибудь ты встретишь женщину, которая будет, может быть, даже чем-то похожа на меня, но ближе к тебе по возрасту. Я знаю, ты считаешь, что сейчас это не имеет значения. — Она предостерегающе подняла руку, не давая ему прервать себя. — Но в свое время ты поймешь, почему это важно. Понимаешь, это не просто арифметика. — Она закусила губу. Только когда она стала писать про Пита, про их брак, она сама начала это осознавать. — Здесь дело в том, что вас объединяет, — в общем опыте, в любимой музыке, в тех моментах прошлого, которые вы оба помните. — Она посмотрела на него с грустью.

— Кажется, это мелочи жизни: программы, которые вы вместе смотрели по телевизору; как вспоминали тему из любимой детской передачи; кто играл Синего Питера, когда ваши дети были маленькими; что происходило в «Красном Льве» двадцать лет назад; где вы были, когда убили Кеннеди… Нет, Фабиан, не надо смеяться. Я не заговариваюсь. Я была совсем юной, но я помню это, и Пит помнит тоже — кто был первым в рейтинге, когда мы покупали свои первые пластинки, вот такие вещи и объединяют. Ты пока не понимаешь, что это важно, но это так.

Она замолчала, умоляюще глядя на него.

— И ты хочешь сказать, что это важнее, чем все остальное? — спросил Фабиан. — И как же часто вы с Питом садились и разговаривали об актерах, игравших Синего Питера? Каждый день? Каждую неделю? Раз в месяц? — Он в нетерпении вскинул руки. — Ну же, Мэгги! Ты мне столько рассказала про Пита, что я прекрасно представляю себе, как все было. Он же вообще не разговаривал с тобой, правда? Ни о чем! Ни о литературе, ни о политике, ни о твоем отношении к жизни — вообще ни о чем. Даже о Синем Питере! Ты сама обманываешься на этот счет, потому что ты пишешь все это о нем и впадаешь в ностальгию. Наверняка, пока ты была замужем за Питом, лето бывало длиннее и жарче, а на Рождество всегда падал снежок.