Франсуаза Саган - В ловушке любви

— Не отвечайте мне, — быстро проговорил Юлиус. По его голосу я поняла, что он так же напуган, как и я. — Я ничего не прошу у вас и не жду ответа. Просто я хотел, чтобы вы знали это.

Я трусливо опрокинулась в гамак и стала искать сигареты. И тут я обратила внимание на то, что пианист уже давно играет. На этот раз я сразу узнала мелодию: это был «Mood Indigo», и я машинально начала припоминать слова.

— Пойду лягу спать, — сказал Юлиус. — Извините меня, но я что-то неважно себя чувствую. Поужинаю у себя.

Я прошептала: «Спокойной ночи, Юлиус», — и он зашагал прочь, неся одеяло под мышкой. Он уходил, оставляя у моих ног пляж, море и свою любовь. И оставляя меня совершенно подавленной. Через час я отправилась в пустой бар и выпила там два пунша. А через десять минут туда вошел пианист. Он попросил разрешения угостить меня еще одним пуншем. Через полчаса мы уже звали друг друга по имени, а через час я лежала в его бунгало обнаженная, тесно прижавшись к нему. На целый час я позабыла обо всем. Затем я вернулась к себе, тайком, словно неверная жена. Конечно, мне нечем было гордиться. Нет, я не обманывала себя: счастливая пресыщенность моего тела была так же реальна, как и голод моего сердца.

В этот первый весенний вечер Париж сверкал. Все казалось неосязаемым. Мосты и памятники словно повисли в воздухе, а у пешеходов будто выросли крылья. Охваченная эйфорией, я зашла в цветочный магазин, и мне навстречу, лая, выбежала забавная такса. Похоже, она была единственной хозяйкой в лавочке. Некоторое время в магазине никого не было, и я спросила ее, сколько стоят тюльпаны и розы. Я шла вдоль полок и указывала на разные растения, а она, по всей видимости, радуясь этому развлечению, повизгивая, бегала за мной. А когда я с энтузиазмом развернула целую речь по поводу дикорастущих нарциссов, кто-то постучал в витрину. Я обернулась и увидела за стеклом на тротуаре мужчину, который с иронической улыбкой крутил пальцем у виска. Пантомима между мной и собакой была, видимо, очень смешной и длилась не меньше пяти минут. Я улыбнулась в ответ. Вот так мы и стояли, глядя друг на друга сквозь залитую солнцем витрину. Такса лаяла громче и громче, и Луи Дале, наконец, открыл дверь, вошел и взял меня за руку. Он долго не отпускал ее, а я заметила, что он был еще выше, чем мне показалось во время нашей первой встречи.

— Никого нет, — пояснила я. — Какой-то странный магазин.

— Остается только уйти, прихватив розу и собаку, — решительно заявил он.

Он вытащил розу из вазы, а собака, вместо того, чтобы придти в неистовство, весело завиляла хвостом. Но мы все же оставили ее на своем посту и вышли на солнце. Луи Дале по-прежнему держал меня за руку, и мне казалось это вполне нормальным. Мы спустились по бульвару Монпарнас.

— Я обожаю этот квартал, — сказал он. — Наверное, он единственный, где можно увидеть женщин, покупающих цветы у собак.

— А я думала, вы в деревне. Дидье сказал, что вы ветеринар.

— Иногда я приезжаю в Париж, чтобы повидаться с братом. Присядем?

Не дожидаясь моего ответа, он усадил меня за маленький столик на террасе одного из кафе. Он отпустил мою руку и вытащил из кармана пачку сигарет. Мне очень нравились его широкие непринужденные движения.

— Кстати, — сказал он. — Я только что приехал и еще не видел Дидье. Как он поживает?

— Мы разговаривали только по телефону. Я сама приехала всего два дня назад.

— А где вы были?

— В Нью-Йорке, а потом в Нассо.

На секунду я испугалась, что он снова заговорит о Юлиусе в таком же оскорбительном тоне, как тогда, при первой нашей встрече. Но он этого не сделал. У него был счастливый, беззаботный и спокойный вид. Мне даже показалось, что он помолодел.

— Действительно, — сказал он. — Вы такая загорелая.

Он повернулся в мою сторону и внимательно оглядел меня. У него были удивительно светлые глаза.

— Поездка была долгой?

— Я ездила навестить мужа. Он болен…

Я запнулась. Клиника в Нью-Йорке, белый пляж, лежащий в обмороке Юлиус, слишком красивое лицо пианиста — все это мне вдруг показалось картинками из старого цветного фильма со стершейся пленкой. Теперь я видела перед собой только лицо сидевшего рядом мужчины, серый тротуар и мирно зеленеющие деревья вдоль бульвара. Впервые после своего возвращения я почувствовала, что снова нахожусь в своем городе. Все так смешалось за последнее время: речь Юлиуса в самолете с просьбой простить его слабость на пляже, на удивление восторженный прием главного редактора, облегчение в голосе Дидье по телефону. Казалось, неясность и сомнение стали основными цветами моего существования. Я укрылась за статус кво, предложенное Юлиусом, но все равно последние недели оставили во мне ощущение тихой грусти и неразберихи, до того момента, как такса и Луи Дале одновременно вошли в мою жизнь.