Франсуаза Саган - В ловушке любви

— Ты хотел бы снова жить вместе? Как в те последние недели перед твоим отъездом? Снова пережить то сумасшествие в нашей квартире? Это и есть мечта твоей жизни?

Его глаза впились в меня.

— Да, — ответил он. — Те две недели ты полностью принадлежала мне. Ты была только со мной, как когда-то на тех одиноких пляжах, куда я возил тебя и где ты никого не знала. Но даже там, через пару недель, ты завязывала знакомства с рыбаками, отдыхающими или официантами в кафе. И тогда ничего не оставалось, как уезжать. Мы объездили все Барбадосские и Галапагосские острова. Все до единого! Но ведь есть еще и другие острова, на которых ты еще не бывала и куда я увезу тебя, если понадобится — силой.

Под конец он уже орал. Он вспотел и стал похож на настоящего сумасшедшего. Испугавшись, я поднялась со стула. Открылась дверь, и вошла сестра. Она была спокойна, но действовала быстро и решительно. В руках у нее был шприц. Он никак не хотел успокоиться и продолжал сопротивляться. Тогда она нажала на кнопку звонка, и появился санитар. Он сделал мне знак выйти. Я стояла в коридоре, прижавшись спиной к стене, испытывая, как героиня бульварного романа, неудержимую тошноту. Алан продолжал выкрикивать названия островов, бразильских пляжей, индийских провинций. Его голос становился все пронзительнее. Я заткнула уши. Неожиданно наступила тишина. Из палаты вышла сестра. Она была по-прежнему спокойна.

— Он просто в великолепном состоянии, — сказала она, и в голосе читался упрек.

Ну все! С меня было довольно. Я больше не могла этого вынести. Я повернулась и поспешила к выходу, пересекая тихие коридоры больницы. Ноги дрожали. Что бы там Алан ни говорил, но больше я не собиралась с ним встречаться. Никогда! Это просто невозможно было вынести. Невозможно, невозможно… Я шла и повторяла это слово до самых дверей своего номера в отеле «Пьер». Секретарша Юлиуса как раз распаковывала чемоданы. Она повернула голову и удивленно взглянула на меня. Тут же из комнаты вышел Юлиус, я бросилась к нему и разрыдалась у него на плече. Он был меньше меня ростом, и мне пришлось нагнуться, чтобы вот так стоять, оперевшись на него. Наверное, в этот момент я была похожа на молодое, обессилевшее деревце, пытавшееся устоять за счет сухой, но очень крепкой деревяшки, которую воткнули в землю рядом.

Пляж в Нассо оказался действительно белым и прекрасным, солнце горячим, а вода прозрачной и теплой. Я повторяла про себя эти слова словно заклинание, лежа в гамаке и пытаясь поверить в то, что видели мои глаза. Безуспешно. Я не испытывала никакого физического удовольствия от всех прелестей, окружавших меня. Вот уже три дня я была тут, но словно червь в моей голове ворочалась одна мысль: «Что ты тут делаешь? Зачем? Ты же совсем одна». Правда, подчас именно в одиночестве я переживала эти моменты необычного, почти метафизического счастья, когда вдруг, словно во вспышке озарения понимаешь, что жизнь прекрасна, просто потому, что она есть. В остальных случаях минуты счастья делишь с кем-нибудь еще. Можно подумать, что молекула счастья так ничтожно мала, что для того, чтобы обнаружить ее, микроскопа одной пары глаз недостаточно. Но в тот момент мой взгляд не обладал достаточной силой, чтобы разглядеть этот прекрасный блеск. Юлиус, который не переносил жары, обсуждал свои дела в одной из роскошных комнат отеля с кондиционером, и, когда мы втроем с мадемуазель, Баро встречались за столом, он не упускал случая похвалить мой загар. Сам он по-прежнему оставался очень бледным и усталым. У него была с собой уйма лекарств: белых, красных и желтых пилюль, запас которых с лихвой пополнился в Нью-Йорке. Время от времени он повелительным жестом требовал их у бедной мадемуазель Баро. В эти минуты секретарша смотрела на него с тревогой. Лично я испытывала какой-то внутренний ужас перед лекарствами, но я даже боялась и заикнуться об этом, наверное, из-за стыдливости, совсем не свойственной людям нашего времени, когда каждый с упоением рассказывает о малейших неполадках в своем организме. И все же это безудержное поглощение лекарств вызвало у меня беспокойство, и я обратилась за объяснениями к мадемуазель Баро. С натянутой улыбкой секретарша развернула передо мной целый список Тонизирующих, Успокоительных и Снотворных. Я была поражена. Юлиус, могущественный и неуязвимый делец, нуждался в транквилизаторах! Мой покровитель сам нуждался в поддержке! Нет, это был перевернутый мир. Я знала, что девять десятых населения земли систематически принимают подобные лекарства. Было совершенно логично, что перегруженный делами и одиночеством, Юлиус также нуждался в них. И тем не менее этот первый знак отсутствия равновесия в нем напугал меня. Да, я уже не была ребенком и знала, что под бетоном всегда есть песок, а под песком — бетон, и жизненные трудности сопутствуют всем. И тогда я спросила себя, а каким было детство и вся предыдущая жизнь Юлиуса. Я захотела понять суть его натуры. Для этого как раз наступило время. На самом же деле мне следовало раньше поинтересоваться, кем же был человек, сделавший мне столько доброго.