Лайза Беннет - Идеальная ложь

— Это удобно также и для других вещей, — сухо сказала Ханна. — И Этан никогда не упускал возможности этим воспользоваться.

Вечером, когда он уехал, Ханна решила, что он отправился назад в Ред-ривер. Она пошла на званый обед в ресторан, находившийся в одном-двух кварталах от галереи.

— Фактически, счастливое совпадение. Обычно в это время вечером я направляюсь в мою голубятню в Сохо, но в тот день я оставила машину перед галереей и после ужина возвращалась, чтобы забрать ее. И тут увидела его. У него были неприятности. Я даже думаю, что он плакал.

Обеспокоенная, Ханна пригласила его в квартирку над галереей, и он заговорил с ней о том, о чем раньше не говорил никогда.

— Он открыл шлюзы своих эмоций. Наружу изливались все его мысли про долгие годы обмана Ларк, про всех женщин — как они ему необходимы, каких высот позволяют достичь, какого подъема. Это каким-то образом поддерживало его здравый рассудок, не давало скатиться в темную бездну. Он знал, что я являюсь единственным человеком, способным его понять. Я дала ему выговориться, хотя сама уже давно перестала кому бы то ни было исповедоваться. Но что я могла поделать? Ему было больно. И, наконец, он рассказал мне о вас и о том, что случилось с Люсиндой. Мне кажется, что вы значили для него больше, чем другие. Чем еще можно объяснить такую его реакцию? Я не большой знаток в сердечных вопросах, но вы, похоже, заставили его соприкоснуться, как сейчас говорят, с настоящими чувствами — и он внезапно не смог совладать с нереальной жизнью, которую сам создал.

Этан боялся оставаться в одиночестве в эту ночь, хотя очень хотел вернуться домой и поговорить обо всем с Ларк. В конечном итоге Ханна согласилась последовать за ним до Ред-ривера в своем «BMW», сопровождая его «джип» Она проследила, чтобы он благополучно доехал до дома, а потом переночевала в гостинице «Дейз Инн» в Монтвиле. Утром, продолжая о нем беспокоиться, она решила заехать в его мастерскую на обратном пути в Нью-Йорк.

— Я полагаю, что именно тогда Жанин увидела машину, — сказала Ханна, поворачивая с Таконик на Колд-спрингс. — Кстати, я все это рассказала в полиции. Они тоже слышали о моем пребывании там в то утро, а также нашли в мастерской отпечатки моих пальцев.

Ханна решила все вопросы с галереей «Самовыражение» в Колд-спрингс менее чем за десять минут. Мэг ожидала в машине, анализируя услышанное. К тому времени, когда они зашли в кафе рядом с галереей, чтобы на скорую руку выпить по капуччино, Мэг приготовила для нее вопросы.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что Этан что-то выяснял с Ларк той ночью?

— Он сказал ей, что уходит. Навсегда. С него достаточно ее пассивно-агрессивного раздражения. Выставлять его сущим дьяволом, чтобы самой играть роль святой. Что за вздор!

— У Ларк были все основания сердиться, — запротестовала Мэг. — Я бы только хотела, чтобы она в открытую говорила то, что думает.

— О, прошу вас, — сказала Ханна, посыпая сахаром пенку на кофе. — Ларк кипела от ярости и использовала любой повод, какой только могла найти, чтобы продемонстрировать это Этану. Прекрасный пример — то, что она не пришла на открытие его выставки.

— Это просто смешно, Ханна. Ферн была больна, а Ларк очень заботливая мать.

— Ладно, но Этан сказал мне, что она легко могла оставить детей с Жанин. По словам Этана, та ухаживала за детьми не хуже, чем мать. Но нет, дело было в том, что Ларк не хотела видеть успех Этана. Она хотела, чтобы он оставался там, где он был, — в тесном маленьком ящике виновности в супружеской измене. Она считала, что так крепко привязала его угрызениями его совести, что он никогда не уйдет. И когда он сказал ей, что уходит, она взбесилась. Просто взбесилась, сказал мне Этан, когда я заехала к нему в мастерскую в то утро.

Мгновение Мэг молчала. Потом спросила:

— В мастерской вам ничего не показалось странным?

— Я там никогда раньше не была, поэтому мне трудно сказать. Но достаточно странным был сам Этан. Эмоционально кровоточащий, все нервы обнажены. Казалось, он хотел рассказать тогда, что столкнулся лицом к лицу со своими демонами. Он рассказал мне некоторые интересные вещи…

Ханна смотрела вниз на свой кофе и поигрывала ложечкой, водя пальцем по кромке ее серебряной ручки.

— Он сказал, что никогда не мог по-настоящему глубоко любить что-либо, кроме своей работы. Или кого-либо — Ларк, девочек, всех тех женщин. Меня. Что он все искал и искал, но это «нечто» — женщина, что бы то ни было — всегда было недостижимо. Кроме искусства. Я действительно думаю, что он был в отчаянии. Называл себя чудовищем.