Джудит Гулд - Вторая любовь

— Вау! — присвистнул китаец, с удивлением оглядываясь.

Перед ним открывался вид на ряд уютных комнат с низким потолком, соединенных между собой открытыми кирпичными арками. Кабины из красного дерева, обитые роскошным ярко-красным бархатом, выстроились по правой стороне. Старинная резная стойка бара тоже из красного дерева по левой стене поражала великолепием. И повсюду рассыпалось море столиков, покрытых хрустящими белоснежными скатертями и стоящих наготове в окружении черных лакированных стульев с обитыми бархатом сиденьями.

Словно обслуживая обедающих призраков, официанты в красных куртках сновали туда-сюда, то поправляя стул там, то кладя поровнее вилку сям, пока подручные в белых рубашках обходили столы, молча зажигая свечу на каждом из них, притаившуюся внутри покрытого сеткой красного кувшина.

Но не это привлекло внимание Сонни, а картины.

В ресторанчике их оказались сотни всех размеров и форм — квадратные, прямоугольные, овальные, восьмиугольные, круглые. Некоторые заботливо окантованы позолоченной рамой, другие без рам, они покрывали каждый квадратный дюйм стен подобно странно сумрачным, наводящим ужас великолепным фрескам.

Все без исключения картины представляли религиозные сюжеты.

Были среди них и оплакивание Христа Богоматерью, и положение во гроб, гротескный Святой Иероним с черепами, пылающее кровью распятие, Исаак, которого вот-вот принесут в жертву, проливающие кровь мученики, бесчисленные святые, переносящие кошмарные пытки, изнуренный Христос с кровавыми ранами, разнообразные варианты снятия с креста, резня невинных младенцев, и больше отрубленных голов, чем вы могли себе представить — Саломеи с головой Иоанна Крестителя, Давиды с головой Голиафа, Юдифи с головой Олоферна, — и большинство из них на блюде, что вполне соответствовало ресторанной традиции.

Сонни никогда не доводилось прежде видеть такого места.

«Приятного аппетита», — с усмешкой подумал он, гадая, кому же захочется есть в такой мрачной обстановке.

— Что вам угодно? — холодно поинтересовался чей-то голос.

Сонни обернулся. К нему подошел скрюченный артритом седоволосый официант с удивительными кустистыми бровями и оглядел посетителя с откровенной враждебностью.

Фонга это не обеспокоило. Как американец азиатского происхождения — рожденный отцом китайцем и матерью китаянкой, но появившийся на свет в Чайнатауне и являвшийся гражданином США, он встречал неприязненное отношение к себе с первого дня жизни. Неважно. И в школе, и на улицах он доказал, что готов к любым ситуациям. Чтобы его напугать, требовалось кое-что посущественнее, чем взгляд старикашки.

— Скажите мне вот что, — заговорил Фонг, — люди действительно здесь едят? В окружении всего этого дерьма? — Дернув подбородком, он указал на стены.

Официант выпалил с еще большей неприязнью:

— Мы открываемся только в шесть, и столик нужно заказывать. А теперь, прошу вас…

— Отойди в сторонку, дедуля. — Сонни мягко, но твердо ладонью отодвинул его с дороги и небрежно прошествовал к бару. Там остановился, сцепил руки за спиной и стал оглядываться, раскачиваясь на каблуках.

Он недоверчиво покачал головой. Это внушает ужас. По-настоящему страшное, кошмарное зрелище.

Официант с трудом проковылял за ним.

— Я вынужден попросить вас уйти, — он оскорбленно повысил голос.

Сонни видел, что все в зале бросили свои занятия. Он чувствовал угрожающие взгляды остальных официантов и подручных. Судя по всему, здесь заступаются за своих.

Китаец беззаботно сунул руки в карманы брюк.

— Я здесь по делу, — спокойно сказал он. — А теперь, почему бы вам не пойти к Маме Роме и не сказать ей, что ее ждет посетитель?

— Уже почти время ужина. Она очень занята.

— И что дальше? Все-таки доложите ей.

Узкие старческие глаза с подозрением оглядели незваного гостя.

— Хозяйка вас ждет?

Сонни расплылся в наглой улыбке.

— Может да, а может и нет.

Охваченный нерешительностью старик озабоченно клацнул вставными челюстями и снова уставился на посетителя. Так продолжалось несколько минут, но наконец после некоторой внутренней борьбы на его лице отразилось смирение. Со свистящим вздохом он произнес:

— Ждите здесь.

Оставив Сонни, он захромал в заднюю часть зала. Через некоторое время, показавшееся вечностью, сквозь отворенную, а потом закрытую дверь донеслись и затихли женские голоса и звяканье горшков и кастрюль.