Изабел Уолф - Дело в стиле винтаж

— Фиби? — Мое сердце забилось. — Пожалуйста, поговори со мной, — сказал Гай. — Я должен был позвонить тебе! Ты проигнорировала все мои письма и…

— Да… — тихо произнесла я, стараясь контролировать свои эмоции в присутствии Майлза, который теперь сидел на диване и смотрел на облака за окном. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.

— Мне нужно поговорить с тобой, — настаивал Гай. — Я не собираюсь сдаваться, пока не…

— Прости, ничем не могу тебе помочь, — промолвила я со спокойствием, которого не ощущала. — Но спасибо за звонок. — Я положила трубку, не чувствуя даже малой толики вины. Гай понимал, что сделал.

«Ты же знаешь, как Эмма все преувеличивает, Фиби».

Я переключила телефон на автоответчик и повернулась к Майлзу:

— Прошу прощения. Что вы говорили?

— Ну… — Он встал. — Я говорил, что мне сорок восемь, и если это не кажется вам препятствием, я был бы очень рад как-нибудь поужинать с вами. Но, похоже, вам не по душе мое предложение, — неловко улыбнулся он.

— Ну почему же, Майлз… я готова принять его.

В воскресенье днем я отправилась к папе — или, если точнее, — к Рут. Хотя мы как-то встречались с ней, и эта встреча длилась секунд десять, я первый раз входила в ее квартиру. Я спросила папу, не может ли он пересечься со мной на нейтральной территории, но он ответил, что из-за Луи удобно повидаться у него дома.

«Дома…» — думала я с удивлением, шагая по Портобелло. Всю мою жизнь домом была эдвардианская вилла, где я выросла и где по-прежнему живет моя мать. Мне было трудно примириться с тем обстоятельством, что теперь домом для папы является хорошая двухуровневая квартира в Ноттинг-Хилле, в которой он обустроился с узколицей Рут и их сыном-младенцем. Мое появление там обратит все в нагоняющую депрессию реальность.

«Просто папа не вписывается в Ноттинг-Хилл, — думала я, проходя мимо фешенебельных бутиков Уэстбурн-Гроув. Что значат для моего отца Линда Беннетт или Ральф Лорен? Он принадлежит дружелюбному старомодному Блэкхиту.

С момента расставания с мамой у папы сохранилось слегка удивленное выражение лица, словно его только что ударил прохожий. Именно так он выглядел и сейчас, открыв дверь квартиры под номером восемьдесят восемь по Ланкастер-роуд.

— Фиби! — Папа подался вперед, желая обнять меня, но это было трудно сделать с Луи на руках: ребенок оказался зажатым между нами и заверещал. — Я так рад тебя видеть! — втянул он меня в квартиру. — Ты не снимешь туфли? У нас такое правило. — «Нет сомнений, оно не единственное», — думала я, запихивая босоножки под стул. — Я скучал по тебе, Фиби, — сказал папа, когда я шла за ним через холл в кухню.

— Я тоже скучала, папа. — Я погладила светлую головку Луи — он сидел на папиных руках за безупречно чистым стальным столом. — Ты подрос, малыш.

Луи превратился из сморщенного красного кусочка плоти в сладкого малыша, махавшего своими согнутыми конечностями словно осьминог.

Я осмотрела сверкающие металлические поверхности. Кухня Рут показалась мне слишком стерильной для мужчины, который большую часть своей жизни копался в грязи. Помещение скорее напоминало морг. Я подумала о старом отдраенном сосновом столе в настоящем его доме и посуде в цветочек фирмы «Портмейрион». Какого черта мой отец здесь делает?

— Луи похож на тебя, — улыбнулась я ему.

— Ты так считаешь? — расцвел папа.

Я так не считала, но мне не хотелось, чтобы Луи походил на Рут. Я открыла пакет из «Хэмлис» и вручила папе большого белого медведя с синей лентой вокруг шеи.

— Спасибо. — Он повертел медведя перед Луи. — Он такой очаровательный. О, Фиби, посмотри — малыш ему улыбается.

Я погладила пухленькие ножки малыша.

— А тебе не кажется, что на нем должно быть что-то еще, кроме подгузника?

— Ну конечно! Я как раз менял ему подгузник, когда ты пришла. А куда я подевал одежду? Да вот же она. — Я с ужасом смотрела, как папа левой рукой прижал Луи к груди и начал запихивать его ножки и ручки в полосатый голубой комбинезончик. Справившись с этим, он не без труда усадил малыша в стальной высокий стульчик, и Луи оказался зажат в позиции участника соревнований по бобслею. Затем папа пошел к сияющему американскому холодильнику и вернулся с маленькими баночками.

— Давай посмотрим… — открыл он первую из них. — Луи начинает есть твердую пищу, — объяснил он мне через плечо. — Попробуем сначала вот это, хорошо, малыш? — Луи широко, как птенец, разинул рот, и отец начал кормить его с ложечки. — Какой хороший мальчик. Молодец, сынок. О… — Луи выплюнул на папу бежевую кашицу.