Уильям Локк - Счастливец

— Боитесь ли вы встряски? — спросил тот.

— Нет!

— Тогда вы и полковник Уинвуд отставьте его от работы и найдите себе другого секретаря. Пусть Савелли отдает все свое время Лиге молодой Англии. Заставлять его собирать материалы для речей полковника и писать письма по поводу футбольных клубов — значит резать масло бритвой. Его дело — его Лига. Я думаю, что можно будет установить для него приличный оклад. А если это окажется невозможным, я озабочусь какой-нибудь компенсацией.

— Последними, дорогой Френк, — сказала мисс Уинвуд, поблагодарив его, — мы видим то, что у нас под носом.

На следующий день она пришла к Полю, увлеченная этим планом. Думал ли он когда-нибудь об этом? Он взял ее руки и улыбнулся своей веселой покоряющей улыбкой.

— Конечно, драгоценнейшая леди! — сказал он откровенно. — Но я скорее отрезал бы себе язык, чем намекнул вам на это.

— Я знаю это, мой дорогой мальчик!

— Даже теперь, — продолжал он, — я не могу освоиться с мыслью о разлуке с вами. Мне кажется это черной неблагодарностью.

— Это не так. Вы забываете, что у нас с Джемсом тоже есть честолюбие, честолюбие учителей, гордящихся любимым учеником. Если бы вы потерпели неудачу, мы оба были бы горько разочарованы. К тому же зачем вам покидать нас? Нам будет ужасно недоставать вас. Вы никогда не были наемником или оплачиваемым служащим. А теперь вы — как бы сын наш. — Слезы выступили на глазах растроганной леди. — Если вы даже переселитесь на собственную квартиру, я не отдам эту комнату нашему новому секретарю, — они были в комнате, которая в доме называлась «бюро», на самом же деле была роскошно обставленным частным кабинетом Поля, где помещалась его собственная небольшая сокровищница книг, картин, фарфора и хрусталя, собранная им за шесть лет обеспеченной жизни. — Он получит ту комнату, оклеенную обоями, которая ближе к вестибюлю. То же и в Дрэнскорте. Хотя вы и не будете больше работать на нас, мой дорогой мальчик, наш дом останется вашим, сколько вы захотите в нем оставаться, потому что мы любим вас.

Ее рука лежала на его плече, Поль склонил голову.

— Я бы хотел, — проговорил он, — быть достойным вашей любви.

Он поднял голову и встретил ее глаза. Ее рука все еще лежала на его плече. Тогда он наклонился и просто поцеловал ее в щеку.

Поль рассказал все своей принцессе. Она слушала его с горящими глазами.

— Ах, Поль, — сказала она. — Это обостренное зрение любви — у меня не было его никогда, пока не пришли вы. Я была слепа. Я никогда не знала, что существуют такие прекрасные души, как Урсула Уинвуд.

— Дорогая моя, как я люблю вас за эти слова! — воскликнул Поль.

— Но ведь это правда!

— Потому-то я и люблю вас!

Так работал и радовался жизни в этот сезон счастливейший молодой человек Лондона, зная, что близок день его эмансипации. Его переход от Уинвудов в Лигу был назначен на первое октября. Он строил большие планы расширения деятельности Лиги, мечтал о дворце для ее штаб-квартиры с развевающимся на его шпиле символическим знаменем — наглядный урок для нации. Однажды в июльский день, когда Поль дожидался полковника Уинвуда в кулуарах палаты общин, Френк Айрес остановился посреди группы деловых людей и обменивался рукопожатиями.

— Были вы опять в Хикней-хисе? Я бы на вашем месте побывал там. Взбудоражьте-ка их!

Так как в словах лидера таился особый смысл, Поль столковался с председателем отдела в Хикней-хисе, который пригласил на это совещание и секретаря местной консервативной ассоциации. В результате Поль был приглашен говорить на митинге протеста против бюджета, созываемом ассоциацией. Он выступил опять с огромным успехом. Консервативные газеты дали на следующее утро отчет о его речи. Его Софи, приехав подписывать письма в качестве председательницы фонда, привезла ему вырезки, что было очень мило с ее стороны. Сезон закончился его торжеством.

На некоторое время Поль разлучился с принцессой. Она уехала в Коус, потом в гости к своей французской родне, в замок в Дордони. Поль поехал на яхте с Чедлеями и вернулся к охоте в Дрэнс-корте. В середине сентября прибыл новый секретарь Уинвудов и получил инструкции. Потом принцесса приехала в Четвуд-парк.

— Дорогой мой, — говорила она, целуя его, — я никогда больше не расстанусь с вами. Франция перестала быть для меня Францией с тех пор, как у меня в сердце Англия.

— Вы и это помните? Моя удивительная принцесса!

Он нашел ее более женственной, более экспансивной, более очаровательно-ласковой. Разлука еще сильнее сблизила их. Когда она положила ему голову на плечо и прошептала на своем родном языке: «Мой Поль, каким пустынным и долгим временем кажется время одиночества», он собрал всю силу своей воли и всю свою гордость, чтобы противостоять безумному искушению. Он клялся, что скоро наступит время, когда он сможет назвать ее своей, и лихорадочно принялся вновь за завоевание мира.