Ей пришлось прильнуть к нему, чтобы не потерять равновесия, руки ее проникли под его пиджак, сквозь накрахмаленную рубашку она ощущала тепло его тела, и оно тревожило и волновало ее…
Так сильно, что, когда он оторвался от нее, она с трудом дышала, делая короткие судорожные вдохи. Сердце ее бешено заколотилось, глаза затуманились, и она с трудом различала его горящие зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, когда его взгляд оторвался от ее раскрытых опухших губ и скользнул к шее, на которой учащенно билась жилка, затем еще ниже — к холмикам груди, соблазнительно поднимающим мягкую ткань ее платья.
Затем его пальцы медленно проследовали по тому же маршруту, который только что проделали его глаза; ее целиком захлестнула безудержная бурная волна возбуждения, когда его длинные умелые пальцы, вызывая огонь во всем теле, скользнули вниз по шее в вырез платья и стали мягко и медленно очерчивать круги вокруг напрягшихся сосков, совершенно лишив ее способности рассуждать; она вся превратилась в комок желания, полностью забыв о том, где находится. Впрочем, это было ей сейчас безразлично.
Позже она и сама не могла честно признаться себе, куда завела бы ее черная магия его натиска, если бы дверь не отворилась и в комнату не вошла Мэг со словами:
— Мисс Селина, через минуту подаю ужин.
Она полностью потеряла ощущение места и времени и была чрезвычайно благодарна ему за то, что он так повернулся к двери, что заслонил ее от взгляда домоправительницы, пока она торопливыми неловкими движениями пыталась привести в порядок свое платье. Когда он отступил в сторону, она заметила устремленный на нее взгляд Мэг, и ее и без того разгоряченное лицо покрылось пунцовым румянцем; она пробормотала что-то, не помня себя, пытаясь побороть в себе прилив этого позорного и совершенно ей не свойственного сексуального возбуждения, призвав на помощь разум, который никак не хотел ей повиноваться и реагировать на угрюмые слова Мэг:
— Там валит такой снег — вы просто не поверите. Я решила, что мне следует вас предупредить.
— Спасибо, — вовремя взял на себя инициативу Адам, спасая ситуацию, которая могла превратиться в кошмар, что наконец дошло до Селины. — Мы идем. — И поддерживая ее за локоть, он повел ее в столовую, пока она пыталась привести в порядок свои мысли и вычеркнуть из памяти свое позорное и непростительное поведение.
Ей почти удалось это: как только Мэг вышла, она остановилась как вкопанная, вырвала руку из его цепких пальцев и, не глядя на него и не заботясь о том, что он может ей кое-что напомнить, выпалила:
— Я вас не просила об этом. И больше никогда до меня не дотрагивайтесь!
Подняв подбородок, она направилась в столовую, слегка покачивая бедрами. Селина чувствовала, что он идет за ней следом, и не могла успокоиться, а когда она, замедлив шаг, повернулась к нему, то ее гибкое тело и твердое, напряженное Адама соприкоснулись; она задохнулась от возмущения, когда он с непринужденным высокомерием прошептал:
— Киска, не шипи. Один из своих методов приручения я тебе продемонстрировал. Так что убери коготки и помурлычь для меня, потому что ты еще не все видела!
К счастью, в эту минуту появилась Мэг с сервировочным столиком, но Селина успела бросить на Адама взгляд, полный неизбывной ненависти, прежде чем они прошли в столовую. Она была права, опасаясь оставаться наедине с этим дьяволом во плоти; первое же прикосновение его обжигающих губ оказалось достаточным, чтобы она полностью потеряла контроль над собой. Но второго не будет, уж в этом-то она убеждена!
Она села за стол, ноздри ее трепетали от с трудом сдерживаемого гнева. Хотя она и просила Мэг не устраивать ничего особенного, но та решила превзойти самое себя. В столовой было тепло, в камине уютно горел жаркий огонь, две лампы в углах комнаты под роскошными старинными абажурами придавали освещению интимность, а обитые дубовыми панелями стены и белые свечи на столе оттеняли особую изысканность белой скатерти тонкого ирландского полотна, старинному столовому серебру и великолепному хрустальному набору, стоявшему перед ними.
Если бы Мэг специально стремилась произвести на гостя впечатление богатством и положением Мартина, то не смогла бы сделать этого лучше. Жаль только, что меньше всего на свете такое впечатление стоило бы производить на этого Адама Тюдора Отдай-Мне-Все!
— Мясо по-веллингтонски и зелень — на тележке, — с неодобрением в голосе сообщила она, ставя перед ним тарелки с дымящимся супом с протертыми каштанами. — Десерт, сыры и фрукты — на серванте. Кофе я принесу попозже, — гневно выдохнула она и вышла из комнаты, волоча за собой шлейф своего глубокого неодобрения.
Читать дальше