Шидзуйе-сан, как полагается матроне зрелых лет, надела гладкое черное кимоно, но на Садако было бледно-пунцовое платье с шарфом цвета бронзы, завязанным огромным бантом. Волосы ее были зачесаны назад и собраны в какое-то подобие булки — последняя хайкара мода и дань иностранным гостям. Ее лицо было недурно, но его выражение и глаза совершенно скрывались темно-синими очками.
— Мисс Садако Фудзинами, дочь мистера Фудзинами Гентаро, — сказал Ито. — Она прошла курс в университете и говорит по-английски совершенно свободно.
Мисс Садако трижды поклонилась, потом сказала неестественно высоким голосом:
— Как поживаете?
Между тем комната наполнилась маленькими женщинами-колибри, встретившими их раньше в передней. Они подавали гостям сигареты и чашки чаю. Они казались веселыми и оживленными и заинтересовали Джеффри.
— Эти дамы тоже родственницы Фундзинами? — спросил он Ито.
— О нет, совсем нет, — прошептал адвокат, — вы очень ошибаетесь, мистер Баррингтон. Японские дамы остаются дома, никогда не ходят в рестораны. Эти девушки не дамы, это гейши. Гейши очень популярны у иностранцев.
Джеффри понял, что он совершил свой первый «faux paas» [22] Ложный шаг (франц.).
.
— Теперь, — сказал мистер Ито, — будьте добры пройти сюда: мы поднимемся в зал для пиршеств.
Столовая оказалась еще больше, чем приемная. Вдоль стен стояли два ряда красных лакированных столов приблизительно в восемнадцать дюймов высотой и такой же ширины. Таинственная маленькая посуда была расставлена на этих столах; бросалась в глаза плоская красноватая рыба с громадными глазами, которой была придана самая заносчивая поза; это само по себе было приглашением к еде.
Английских гостей провели к назначенным им местам в самом конце комнаты, где два столика стояли в почетной изоляции. Там посадили их, как короля и королеву, а подданные поместились двумя длинными шеренгами справа и слева от них. Сиденьями служили простые подушки, но предназначенные для Джеффри и Асако лежали на низеньких подставках. Потом два ряда Фудзинами заняли отведенные им места вдоль стен. За ними пошли гейши; каждая девушка несла маленькую белую китайскую бутылку в форме тыквы и тонкую чашечку, похожую на те ванночки, которыми любящие гигиену старые девы запасаются для своих канареек.
— Японское саке, — сказала Садако своей кузине. — Вам не угодно?
— О, я не откажусь, — отвечала Асако, которая старалась восхищаться всем. Но на этот раз она дала неудачный ответ, потому что, как принято думать в Японии, воспитанные дамы не пьют теплой рисовой водки.
Гейши выглядели чрезвычайно мило, медленно приближаясь в почти ритуальной процессии. Их ноги, похожие на маленьких белых мышей, распахивающиеся полы безупречно чистых кимоно, преувеличенная заботливость и услужливость и строго определенные позы казались рисунками ваз Сацума. Их платья были всех цветов: черного, голубого, пурпурного, серого и пунцового. Уголки пол, отогнутые над подъемом ноги, показывали пестрые нижние платья, привлекая взоры мужчин, и вышитые на них шаблонные цветы; у более молодых были отогнуты и закреплены вверху длинные рукава. Маленькие девушки-танцовщицы, лет тринадцати-четырнадцати, так называемые «ханйоку», то есть полудрагоценности, сопровождали своих старших сестер по профессии. Они носили очень яркие платья, совсем как куклы, а их массивные прически были убраны серебряными блестками и искусственными цветами художественной работы.
— О, — воскликнула в восторге Асако, — я хотела бы, чтобы одна из этих гейш научила меня, как нужно по-настоящему носить кимоно; у них это выходит очень изящно!
— Не думаю, — ответила Садако. — Это вульгарные женщины, дурной стиль; я научу вас приемам более благородным.
Но все гейши имели серьезный и достойный вид и совсем не походили на бабочек из опереток, по которым Джеффри составлял себе некогда представление о Японии.
Они опускались на колени перед гостями и наливали немного саке в протянутые им плоские чашечки. Потом вытягивали руки и, казалось, замирали.
Первая чаша была выпита, причем слышался звук какого-то сосания. Потом наступила полная тишина, прерываемая только шарканьем ног девушек, приносящих новые бутылки.
Мистер Фудзинами Гентаро обратился к собравшимся гостям, предлагая им начать еду и забыть о церемониях.
«Это похоже на сигнал — раз, два, три — на скачках», — подумал Джеффри.
Все гости заработали палочками для еды. Джеффри взял свою пару. Два тонких отрезка дерева не были разделены на одном из концов, чтобы показать, что они еще не употреблялись. Надо было дернуть, чтобы разорвать их. Когда он сделал это, тонкая полосочка дерева выпала из щели между ними.
Читать дальше