Джон Пэрис - Кимоно

Видение в вечернем костюме — длинном фраке, пурпурном галстуке — вынырнуло из мрачной толпы зрителей. Это был Ито, адвокат. Свободные и резкие американские манеры были на этот раз сдержаны ответственностью, налагаемой торжественным костюмом.

У него были вид и движения приказчика из магазина. После глубокого поклона и рукопожатия он сказал:

— Очень рад видеть вас, сэр и миссис Баррингтон. Семья Фудзинами гордится честью принять вас.

Джеффри ожидал дальнейших представлений, но еще не наступило время. Указывая движением руки путь, мистер Ито прибавил:

— Прошу пройти сюда, сэр и леди.

Баррингтоны и Ито стали во главе процессии, немые следовали непосредственно за ними. Неслышными шагами шли они бесконечными, очень чистыми коридорами; полы — без единого пятнышка. Единственным звуком было шуршание шелка. С закрытыми глазами все это можно было принять за процессию вдов. Женщины, те самые, что раздевали их, шли по сторонам и теперь напоминали собой колибри, эскортирующих стаю ворон. Одна из них спасла Джеффри от неприятности. Он в полутемноте почти стукнулся лбом о дверную притолоку, но она, коснувшись ее пальцами и положив другую маленькую руку на плечо рослого Баррингтона, засмеялась и сказала на ломаном английском языке:

— Английский данна-сан очень высокий!

Внезапно перед ними открылись бумажные стены. В маленькой комнате позади стола стояла японская чета, пожилая, неподвижная, как восковые фигуры. На минуту Джеффри подумал, что это слуги. Но, к его удивлению, Ито возвестил:

— Мистер и миссис Фудзинами Гентаро — главы семьи Фудзинами. Прошу подойти и пожать руки.

Джеффри и его жена исполнили распоряжение. Взаимные поклоны были произведены в совершенном молчании и сопровождались рукопожатием. Затем Ито сказал:

— Мистер и миссис Фудзинами желают сказать, что они счастливы видеть вас сегодня вечером. Это очень плохая пища и очень бедный пир. Японские кушанья очень просты. Но они просят вас соблаговолить извинить их, потому что они делают все от чистого сердца.

Джеффри нерешительно пробормотал что-то, не зная, ожидают ли ответа на эту речь. Ито громко воскликнул:

— Прошу следовать сюда!

Они прошли в большой зал, похожий на концертный, со сценой на одном конце. Там несколько мужчин сидели на полу, курили и пили пиво. Походили они на пасущихся черных овец.

К ним присоединились немые, сопровождавшие Баррингтонов. Все эти люди были одеты совершенно одинаково. На них были белые носки, темные кимоно, почти скрытые черными сюртуками, на воротниках и рукавах которых сверкал, как звезда, фамильный герб — венок из листьев вистерии, и в желтоватые шаровары из тяжелого шуршащего шелка. Этот костюм, хотя мрачный и торжественный, казался достойным и приличным; но одинаковость доходила до нелепости. Похоже было на заранее приготовленный эффект фантастического маскарада. Для почетных гостей было совершенно невозможным делом различить родственников, выделить среди них того или другого: выделялся только Ито своим европейским платьем и пурпурным галстуком.

«Он — как господа Джэрли, — подумал Джеффри, — выставляющие для обозрения восковые фигуры».

Посреди комнаты было несколько простых потертых кресел. На двух из них лежали ярко-красные плюшевые подушки. Это почетные сиденья для Джеффри и Асако.

Среди черных овец не произошло никакого движения, только пар тридцать глаз устремились на них. Когда Баррингтоны были возведены на трон, хозяин и хозяйка подошли к ним неслышными мелкими шагами, опустив головы. Казалось, что они вестники, собирающиеся сообщить печальные донесения. Высокая девушка следовала за своими родителями.

Миссис Фудзинами Шидзуйе и ее дочь Садако были единственными женщинами, удостоившимися представления гостям. Это было компромиссом и особым вниманием к чувствам Асако. Мистер Ито предлагал пригласить всех дам Фудзинами, так как главным почетным гостем будет леди. Но строго консервативному мистеру Фудзинами такая идея показалась ужасной. Как?! Женщин на банкет?! В публичном ресторане?! В присутствии гейш?! Нелепость, и притом отвратительная! О времена! О нравы!

Но тогда, настаивал адвокат, не надо приглашать Асако. А ведь Асако была гвоздем вечера; и кроме того, английский джентльмен будет оскорблен, если его жену не пригласят тоже! И, продолжал мистер Ито, всякой женщине, японской или иностранной, будет неловко в компании, состоящей из одних мужчин. Кроме того, Садако так прекрасно говорит по-английски; будет очень удобно, если придет и она, а при надзоре ее матери нравственность девушки не пострадает от близкого соседства гейш. Так мистер Фудзинами был доведен до того, что согласился взять своих жену и дочь.