Мари-Бернадетт Дюпюи: Сиротка. Расплата за прошлое

Лора теперь думала лишь о спасении внука. Она ступила на землю, поддерживаемая Онезимом. Он попросил ее отойти подальше.

— Здесь оставаться опасно, мадам. Настоящая преисподняя.

Близняшки Лоранс и Мари-Нутта, рыдая, бросились к бабушке. Они унаследовали прелестные черты своей матери Эрмин, ее светлые волосы, бело-розовую кожу и голубые глаза. Внешне они были очень похожи, но их характеры настолько разнились, что их сложно было перепутать. Одна была мягкой и сдержанной, другая — строптивой и взбалмошной. Робкая Лоранс часами сидела за рисованием, в то время как Мари-Нутта носилась по пустынным улицам поселка верхом на пони по имени Базиль.

Но сейчас это были просто напуганные дети, отчаянно нуждающиеся в утешении.

— Не бойтесь, мои девочки! — сказала Лора, прижимая их к себе.

— Мама, мама! — в свою очередь закричал Луи и подбежал к ней.

Он вклинился между Лоранс и Мари-Нуттой и добавил:

— Я ходил к месье мэру. Он сейчас будет здесь. Но мэр сказал, что пожарные не приедут.

Лора обвела взглядом свой красивый дом, пожираемый гигантскими языками пламени.

— Это уже не важно: от нашего дома почти ничего не осталось, — с горечью заметила она. — Господи, где Жосс? И Мирей?

К ним подошли Мукки и Онезим. За ними семенила испуганная женщина. Это была Андреа Маруа, вторая супруга Жозефа. Во время войны Лора наняла ее в качестве учительницы для своих внуков. Тогда эту старую деву с пышными формами звали мадемуазель Дамасс. Она согласилась выйти замуж за бывшего рабочего, безутешного вдовца старше ее на двадцать лет. Теперь они жили в согласии и заботились о Мари, младшей дочери Маруа, хрупкой тринадцатилетней девочке.

— О! Мадам Лора, как мне вас жаль! — дрожащим голосом воскликнула женщина. — Что здесь произошло?

— Не знаю, Андреа. Но это настоящая катастрофа! И я очень тревожусь за своего мужа, он куда-то исчез. Кстати, ваш тоже.

— Кто? Жозеф?

— Ну да, Жозеф, у вас вроде бы один муж! — раздраженно ответила Лора.

— Бабушка, мне кажется, дедуля в доме. Наверное, он решил помочь Мирей! — тихо произнес Мукки.

— А где Жозеф? — забеспокоилась Андреа, дрожа всем телом.

— Становится все жарче! — вмешался в разговор Онезим Лапуант. — Отойдите подальше, дамы, здесь опасно. Я обойду дом, посмотрю, что там происходит.

— Спасибо, Онезим! — воскликнула Лора. — Только не подвергайте себя риску. Вы отец семейства.

Она говорила без искреннего участия, поскольку готовилась к самому худшему. Ее муж, возможно, был уже мертв, равно как и Мирей, экономка, живущая с ней уже два десятилетия.

— Давайте помолимся, дети. Лоранс, Луи, ты тоже, Мари-Нутта. Молись великому Маниту, если хочешь, главное — молись!

Среди детей Мари-Нутта больше всех гордилась своим происхождением, акцентируя внимание на том, что в ее жилах течет индейская кровь. Она преклонялась перед своей бабушкой по отцу, Талой, погибшей в результате несчастного случая четыре года назад, и боготворила Тошана, радуясь тому, что ее отец — метис.

— Папа принадлежит к народу монтанье! — часто повторяла она. — Да, в нем есть немного ирландской крови его отца Анри Дельбо, но это ерунда. Мы все индейцы: и ты, Мукки, и ты, Лоранс.

Родители лишь улыбались, когда слышали подобные речи. На самом деле за настоящего индейца мог сойти только Мукки, а у Мари-Нутты для этого были слишком светлые глаза и белая кожа. Однажды в детстве она даже вымазала себе лицо и волосы коричневой краской, чтобы исправить ошибку природы.

— Я помолюсь вместе с вами, мадам Шарден, — произнесла Иветта, жена Онезима.

— Я тоже, — добавила Андреа. — Я уверена, что Жозеф помчался на помощь месье Жослину. Они оба погибнут! О Господи, умоляю, спаси их!

— Не пугайте детей! — возмутилась Лора. — Боже мой… А Киона? Мукки, где Киона?

— Дедушка видел ее в саду. Поэтому не тревожился за нее.

— Да, он видел ее из нашего окна! — всхлипывая, уточнила Лоранс. — Дедушка такой храбрый! Он не переставал успокаивать нас, пока мы спускались по лестнице. А вокруг все горело, это было ужасно!

С этими словами она снова разрыдалась под сочувствующими взглядами Мари-Нутты и Мукки. Они понимали, что терзает их сестру.

— Мои рисунки, картины — все сгорело, — простонала она.

— Ты нарисуешь другие, Лоранс, — ответила ее бабушка. — Тебе не стыдно так убиваться из-за каких-то бумажек, когда твой дед и бедняжка Мирей остались в этом аду?

Лоре хотелось выглядеть достойно, быть примером, но внутри у нее все похолодело, ноги подгибались от ужаса. Она жила в Валь-Жальбере около четырнадцати лет, и большой дом, пожираемый огнем, был ее любимым домашним очагом, ее крепостью. «Под этой крышей я родила малыша Луи, после того как вновь обрела Жослина, моего Жосса».