Паскаль Брюкнер - Парадокс любви

В начале XVIII века английские моралисты делают важное открытие: развитие любви в лоне семьи сопровождается умножением числа конфликтов и нарастанием ненависти [28] См.: Wilhem P. J. Gauger. Geschleschier, Liebe und Ehe in der Auflassung von Londoner Zeitsschriften um 1700. Thèse. Berlin, 1965.P. 300 sqq. (Цит. по: Niklas Luhmann. Amour comme passion. Aubier, 1990. P. 196–197.). . Вид пары некогда томных голубков, превратившихся в разъяренных бойцов, которые вцепляются друг другу в глотку во время бракоразводного процесса, — один из поразительных уроков природы человека. Как они сменили восторг на отвращение? В совместной жизни постоянно накладываются один на другой два временных пласта: время событий, переживаемых вместе, счастливых или трудных, и беспощадное время отсутствий, которые вписываются в колонку «дебет». Живые воспоминания о прекрасных годах, печальная память о сетованиях. Порой любовники ведут себя, как ростовщики, которые отдали сердце в кредит и безжалостно капитализируют провинности. Заставить другого платить: это выражение надо понимать буквально. Деньги, требуемые в качестве компенсации, должны удовлетворить нарциссизм того, кто чувствует, что его надули: он пошел на чрезмерные жертвы и ждет возмещения задолженности. Ящик с претензиями открывается нараспашку: я попался, я отдал тебе лучшие годы. В эпоху, когда деньги изгнаны из сферы любви, вновь, и все чаще, выдвигаются денежные требования: они изливают бальзам на нравственные раны. Так, предбрачный контракт, принятый среди состоятельных людей за Атлантикой, имеет хотя бы то преимущество, что ставит все точки над «i», определяя еще до свадьбы сумму компенсации, которую выплачивает супругу в случае развода тот, кто богаче. Это избавляет от смешения жанров и паразитирования на чувствах [29] В связи с этой деликатной темой отметим, что значительная часть женщин и после «освобождения» все еще считает, что платить должны мужчины; в то же время немалое в процентном отношении число мужчин воспринимает приглашение со стороны дамы как унижение, считает позорным зарабатывать меньше, чем женщина. Позицию первых можно назвать непоследовательной, вторых — глупой. Мы хотим пользоваться всеми преимуществами старого режима и всеми привилегиями нового. .

Любовь задает вопросы, как сфинкс. Внешнее спокойствие, улыбки не мешают ей постоянно заниматься расследованием. У влюбленных есть нечто общее с полицейскими — они идут по следу потенциального преступления, им нужны явные улики, они никому не доверяют. Они видят детали, которых никто не замечает, слышат то, что ускользает от самых чутких ушей. Молчание, колебание приводят их в замешательство. Они становятся детективами, шпионами: одни нанимают частного сыщика для слежки за супругом, другие пиратски вскрывают его компьютер, мобильный телефон, подслушивают все его разговоры. Свидетельства привязанности превращаются в признаки измены, самые очевидные доказательства обмана — в залоги верности. Одни видят за ласками только коварство, другие принимают коварство за ласку. Подозрительность бывает наивной, как и доверчивость. Болезнь влюбленного — паническое стремление интерпретировать, он проводит все свое время, расшифровывая столь знакомый, столь недоступный язык под названием «другой».

«Я недостоин тебя!» — восклицал любовник в первые дни. «Ты меня не заслуживаешь», — упрекают впоследствии друг друга разочарованные супруги. Пламя любви — пламя войны; объяснение в любви, как объявление войны, открывает пространство боевых действий: область высокого напряжения, которое может обернуться непримиримой враждой. Идеализация чревата девальвацией, дифирамбы — злословием. «Я тебя люблю», «я тебя хочу», «я тебя ненавижу», «я тебя не выношу». Нередко между старыми супругами создается атмосфера крайнего раздражения — они слишком долго хлебали из одного корыта и теперь не переваривают друг друга. Семейная жизнь двоих превращается в битву, во взаимное наказание за то, что они вместе: пока новобрачные ворковали, втайне набирала силу волчья злоба; великие страсти вырождаются в мелкие дрязги.

Бывает, что влюбленные противятся объяснению, дробят его на части, дабы смягчить риск; отшучиваясь или отмалчиваясь, уклоняются от императива ясности, заключенного в словах признания. Лучше намекать, не открываясь до конца, лучше отложить на потом роковое разоблачение, продлить добровольное лишение. Выбрать недосказанность в любви, чтобы восторг не превратился в сделку. Все же у людей редко хватает мудрости удерживать язык и занимать позицию вежливого умолчания: большинство стремится выяснить отношения и унять свою тревогу. Вся любовная драматургия сосредоточена в этой попытке объясниться: захват и покорность, излияние и неприятие, упоение и закон. Повод для ложных исповедей, притворных откровений, обмана под видом истины. «Я тебя люблю» — не самоцель, за этими словами открывается сцена, которая выходит из-под контроля любовников, декламирующих первые реплики. Только время покажет, было ли сказанное потенциальным актом или просто мантрой для укрощения другого с наименьшим риском.