Элизабет Ренье - Прелюдия любви

— Но, папА, почему вы должны возражать, если… если вам нечего скрывать?

— Ну конечно, я возражаю. Одно дело, когда эта партия гостей шляется туда-сюда по палубе, и совсем другое, когда их люди лезут в трюм. То, что находится под палубой, никого не касается — это все равно что открыть кухню твоей матери на обозрение каждому гостю, который ест у нас за столом. Там, без сомнения, имеются течи, которые нужно было заделать, так же как и грязь, которую оставляют за собой дикари.

— Так именно это вы имеете в виду? — спросила Сара, и лицо ее осветилось надеждой.

— Что же еще? О! Я вижу, они рассказали тебе кое-какие сказочки, Данси и эта девица Трехерн, которая разглагольствует и произносит речи по всей стране, да еще и ее братец, у которого за душой ни гроша. Нет сомнений, что они очень умно приукрасили свои рассказы и выставили меня дьяволом среди людей. Но чтобы ты слушала их, моя собственная дочь…

Его вид напугал Сару. Лиловые вены вздулись, складки на шее тряслись, глаза выпучились.

— ПапА, прошу вас, успокойтесь. Я не могу притворяться, что не знаю… определенных вещей, которые меня потрясли.

— Потрясли тебя! На самом деле это ты устроила мне сейчас потрясение, мисс Сара, оставь меня немедленно. Я не хочу больше слушать этой чепухи.

Сара сплела пальцы.

— Сэр, простите меня, пожалуйста, но я не могу уйти, пока не узнаю. Думаю, вы должны признать, что я отказываюсь повиноваться вам первый раз в жизни, но этот вопрос слишком важен для меня.

Сэр Уильям не верил своим ушам.

— Сара, — мрачно сказал он, — я потворствовал тебе всю жизнь. Ты получала все, что хотела, тебя оберегали от всех невзгод…

— И от всяких проблем, — горько прервала его Сара. — Я выросла, не имея представления об источнике, из которого берутся деньги, чтобы оплатить ту роскошь, которой вы меня одаривали.

Сэр Уильям, казалось, постарел на глазах. Его руки сжали ручки кресла, его губы посинели.

Сара опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку:

— ПапА, дорогой папА, я умоляю вас выслушать меня. Все, чего я хочу, — узнать правду. Даже если такие вещи и случаются, то не с твоего ведома. Вы всегда были так добры и внимательны ко мне, к маман, ко всем нашим слугам. Я… я не могу позволить себе думать о вас плохо.

Лицо сэра Уильяма постепенно принимало нормальный оттенок, пульс замедлился, и жилка на виске перестала биться. Он положил руку на голову дочери:

— Боюсь, что с каждым днем мой нрав становится все несноснее. В последнее время твоя мать все чаще мне говорит об этом. — Он потер лоб согнутым пальцем. — Иногда мне кажется, что я сейчас взорвусь. Итак, что это за вопросы, на которые ты так жаждешь получить ответ?

Сара поднялась с колен и села в кресло напротив отца. Ей не хотелось встречаться с ним взглядом, но она знала, что должна.

— Правда ли, что ваши корабли перевозят рабов из Африки в Вест-Индию?

Когда он резко кивнул, Сара нерешительно продолжила:

— Правда ли также и то, что этих рабов хватают силой в их собственной стране, отрывают от дома и сгоняют, словно животных, к побережью?

— Совершеннейшая правда. Подозреваю лишь, что тебе не сообщили, что по большей части их хватают свои же. Несколько бусин, предмет одежды — стоит предложить это африканскому вождю, и он устроит облаву в соседней деревне или начнет войну между племенами и приведет нам своих пленных.

— Вы думаете, это правильно?

— Я не вижу в этом ничего дурного. Если они готовы предать собственную кровь, почему мы не можем извлекать из этого выгоду?

— Но они берут не только мужчин. Они хватают женщин и детей, связывают их вместе и бьют кнутами из носорожьей шкуры.

Сара отчаянно надеялась, что его гнев вспыхнет снова, что на этот раз он станет все опровергать. Но отец отвечал ей без малейших признаков колебаний и без намека на стыд:

— Конечно, они это делают. Дикарей нужно заставлять двигаться.

— ПапА, как вы можете такое говорить? И это при том, что вы никого из слуг никогда и пальцем не тронули?

Сэр Уильям потянулся к бутылке с портвейном, налил себе очередной стаканчик и принялся прихлебывать вино.

— Здесь не может быть никакого сравнения. Наши слуги — белые; в них присутствует определенная доля разума. Если ты обращаешься с ними справедливо, они по большей части отвечают тебе верностью и доброй службой. Рабы же — это черное отребье, немногим лучше животных. И, как животных, их приходится подталкивать, силой заставлять что-то делать, поскольку слов они не понимают.