Анна О'Брайен - Фаворитка короля

— Для чего же королеве понадобилось вызывать меня? — повторила я свой вопрос. Ну почему мужчины так необщительны?

— Понятия не имею. Несомненно, ее величество сама вам об этом скажет.

Он крепче взялся за поводья, словно собираясь пришпорить коня, и наша беседа, таким образом, оборвалась бы без всякого результата. Мне этого было мало.

— А кто вы, сэр?

Он не удостоил меня ответом — из нежелания, думаю, а не потому, что не расслышал вопроса. Я окинула его внимательным взглядом. Ничего особенного. Уже не молодой, но еще и не старый, черты лица правильные, немного суровые, немного печальные. Он явно привык повелевать, но мне показалось, что он не воин. И не из придворной обслуги, как я вначале подумала. Слишком уж властный был у него вид. Глаза непонятного цвета: зелено-карие, яркие, живые, как у белки. Мне подумалось, что он слишком важничает для человека, еще не достигшего старости. Значит, мы так и поедем молча до самого Хейверинг-Атт-Боуэра? Мне этого не хотелось. Я покрепче ухватилась за куртку Роба и наклонилась к своему немногословному спутнику.

— Мне нужно многое узнать, сэр, — начала я. — Далеко ли отсюда до Хейверинг-Атт-Боуэра?

— Часа два. Три, если вы не станете двигаться быстрее.

— Времени достаточно, — сказала я, пропустив мимо ушей его насмешку. — Вы в силах помочь мне. Например, рассказать о том, чего я не знаю.

— О чем, например?

— Например, о том, как мне держаться, когда мы приедем в Хейверинг-Атт-Боуэр, — торжественно проговорила я, раскрыв пошире глаза, чтобы подчеркнуть невинность вопроса. Он явно заколебался. — И как мне называть вас, сэр?

— Я Уильям де Уикхем [18] Уикхем, Уильям де (1324–1404) — видный деятель при дворах Эдуарда III, Ричарда II и Генриха IV. Впоследствии — епископ Виндзорский, лорд-хранитель печати и наконец канцлер Англии. Перестроил королевский Виндзорский дворец. . Подозреваю, вам это ни о чем не говорит.

Я изобразила улыбку. Обаятельную, притворно-беззаботную, только подбородок гордо вздернула. Как еще можно выудить сведения из мужчины, если не дать ему говорить о том, что важно для него самого? В этом я убедилась на примерах Дженина и Гризли. Заговорите с ними о деньгах, о процентах на капитал — и они станут совсем ручными.

— Пока ни о чем, — согласилась я. — Но скажет, если вы меня просветите. Как мне обращаться к вам? Какую должность вы занимаете?

— Можете называть просто Уикхемом. Я служу его величеству. Иногда и ее величеству королеве Филиппе. — Я заметила, что об этом он говорит с немалой гордостью. — Я занимаюсь церковными делами… и строю дворцы.

— О! — Занятие, быть может, и не героическое, но весьма достойное. — И много вы построили?

Вот я и попала в цель. Уикхем распахнул двери настежь. Весь остаток пути он рассказывал мне о своих достижениях и замыслах. О башенках и арках, о контрфорсах и колоннах. О перегородках и наилучших методах обогрева помещений. Пресвятая Дева! Он был пресным, как ужин на Великий пост, совершенно неспособным, подобно Дженину Перрерсу и Гризли, соблазнить монашку, принесшую нерушимые обеты. Наверное, все мужчины в сущности своей такие же черствые и скучные. Я хотела узнать у него о подробностях жизни в королевском дворце, о пище, о модах, о важных лицах, а слышала лишь детальное описание новой башни в Виндзоре, но не пыталась остановить его. Неужели всякого мужчину так легко разговорить? Кажется, куда легче, чем женщину. Улыбнуться только, задать вопрос, поинтересоваться его успехами, сыграть на гордости. О Хейверинге я почти ничего не узнала, зато узнала о том, как строятся замки. А потом впереди, за густыми зарослями деревьев, показались внушительные башни.

— Ваша путешествие, мистрис Алиса, подошло к концу. Да, совсем забыл… — Он взял поводья в одну руку, другой порылся в седельной суме. — Это передала вам ее величество. Она решила, что они вам понравятся и позволят скрасить долгий путь молитвами. — Он уронил в мою руку четки. — Не думаю, чтобы они вам очень пригодились. Вы способны говорить гораздо больше, чем любая известная мне женщина…

Во мне немедленно начали бороться между собой восторг перед подаренными четками и возмущение из-за несправедливого обвинения. Второе взяло верх.

— Да вы ведь говорили больше, чем я!

— Глупости!

— Да успокойся же, наконец, женщина! — зарычал на меня Роб. — Ты прыгаешь в седле, как блоха по теплой собачьей шерсти!

— У меня все болит! — засмеялась я.

— Задница у тебя скоро пройдет. А мне ты все бока ободрала своими когтями!