Алан Паулс - Прошлое

Дважды (в обоих случаях потенциальными клиентами были женщины) Римини что-то предлагали: одна предложила ему хотя бы открыть ставни, а вторая, приняв его хриплый голос за простуженный, предложила сходить в ближайшую аптеку за сиропом от кашля; больше никаких предложений за все это время Римини не получал. Отцу, звонившему раз в неделю из Монтевидео, где он временно снял квартиру на Поситос, с видом на реку, он отвечал, что все идет хорошо, что в среднем он показывает квартиру четыре раза в неделю и что заключение сделки — вопрос ближайшего времени. «Ну хорошо, а конкретные предложения были?» — «Да хватает», — отвечал Римини. Отец, воодушевленный, начинал расспрашивать его о подробностях. Римини пускался в рассуждения на тему о волнообразном движении рынка от подъема к стагнации, о непредсказуемой логике соотношения спроса и предложения — причем получалось у него это не хуже, чем у какого-нибудь умудренного многолетним опытом агента недвижимости. «К чему торопиться? Зачем продавать квартиру ниже ее настоящей цены?» — говорил Римини в трубку, свернувшись калачиком в уголке дивана — при этом он ожесточенно чесал давно не мытую голову, осыпая плечи пригоршнями перхоти. «Нет-нет, ты, конечно, прав», — говорил отец, удивленный тем, что в сыне обнаружилась коммерческая жилка, пристыженный собственной небрежностью в отношении к квартире, тронутый тем, как ревностно Римини отстаивал каждый песо, который могла принести эта сделка. Иногда он жалобно интересовался у сына, нельзя ли будет перед продажей забрать хотя бы часть мебели — такой привычной и уже ставшей ему родной за долгие годы. «Нет-нет, я не собираюсь забирать все», — говорил он, чтобы Римини, не дай бог, не подумал, что он хочет оставить его в пустой квартире. Кроме того, отец, разумеется, брал на себя все хлопоты по организации доставки мебели к его новому месту жительства — от Римини требовалось только быть дома, когда приедут грузчики из транспортного агентства.

Римини совсем перестал замечать течение времени. Он жил, не тратя никакой энергии; все, что не вписывалось в его уединение, все, что так или иначе было связано с внешним миром и с его прошлой жизнью, он воспринимал как непозволительную фривольность, недостойную его внимания. Он почти ничего не ел и практически не испытывал чувства жажды; ему не хотелось выйти на прогулку, он не скучал ни по работе, ни по книгам, ни по кино. Как-то раз поздней ночью он увидел на экране телевизора обнаженное плечо и профиль Анни Жирардо; несколько секунд Римини без особого интереса наблюдал это зрелище, а затем переключил канал, посчитав, что не следует искушать себя напоминаниями о былой — недостойной и нечестивой — жизни. Даже лица Лусио и Кармен постепенно стерлись из его памяти и смешались с лицами женщин и детей с рекламы каких-то конфет — газету с этой рекламой он время от времени использовал в качестве салфетки. Зато Римини мог описать темп и ритм, в котором росли его ногти, волосы и щетина; мог рассчитать геометрическую прогрессию, в которой увеличивалось издаваемое его телом зловоние. В конце концов он сам стал воплощением вялотекущего времени — образцом жизни как таковой, без всяких прикрас. Он был идеальной моделью инерции, шедевром движения в никуда и ниоткуда, ни вследствие чего бы то ни было, ни в результате чего-то. Он представлял жизнь саму по себе — жизнь в состоянии свободного падения.

В одно прекрасное утро Римини проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи. Открыв глаза, он увидел перед собой крупные, рельефно выпирающие грудные мышцы личного тренера отца. В первый момент Римини подумал, что все это ему снится, и вновь зажмурил глаза. Тряска не прекращалась; Римини был вынужден присмотреться повнимательнее и не мог наконец не признаться себе в том, что видит эти мышцы, эти сильные руки и этот медный, загадочно позеленевший браслет наяву; кроме того, его на мгновение опьянил исходивший от тренера свежий аромат — смесь полоскания для полости рта и хорошего лосьона после бритья. Удивляясь самому себе, Римини вздохнул с облегчением — он вдруг ощутил, что спортивный ангел, этот его персональный мессия не только вытащит его из этой персональной бездонной пропасти — из кровати, но и избавит от боли, которую он в последнее время испытывал. Прикрывая нос и рот ладонью, тренер распахнул настежь окна в гостиной и повернул жалюзи так, чтобы они пропускали свет; развернувшись, он спокойно осмотрел комнату и, сделав для себя выводы, приступил к активным действиям. Человеком он был простым и решительным; о том, что в квартире его старого знакомого и клиента происходит что-то не то, ему сообщил консьерж, видевший за пару дней до этого, как газовщики отключили газ и сняли счетчик — с тем же злорадством, с каким неделей раньше электромонтеры, которых сопровождали уполномоченные представители электросбытовой компании, отключили электричество. На фоне весьма оптимистичных известий из Монтевидео — а отец Римини время от времени позванивал тренеру, чтобы разделить с ним радость по поводу успешно продвигающейся продажи, — эти новости показались опытному тренеру подозрительными. С одной стороны, Римини был для него не более чем сыном одного из постоянных клиентов; с другой — в свое время отцу Римини удалось тронуть душу сурового спортсмена рассказом о неприятностях сына, то есть о похищении Лусио Софией и о том, что за этим последовало. Тренер прикинул, что к чему, и, заподозрив неладное, взял недельный отпуск за свой счет, отменив к тому же несколько индивидуальных занятий, чтобы посвятить все свое время решению явно серьезного и требующего безотлагательного вмешательства вопроса. У самого тренера детей не было; жил он один. Забота о собственном теле предполагала весьма специфический образ жизни; его привычки и распорядок дня вряд ли устроили бы кого-то, кроме разве что коллеги — женщины-инструктора по фитнесу или персонального тренера. Беда заключалась в том, что тренерши были не в его вкусе. Таким образом, опытом решения семейных сложностей тренер не обладал; зато он немало наобщался с опустившимися, даже павшими людьми. Наплевательское отношение к себе и к своему здоровью, физическая деградация, неспособность к какой бы то ни было работе и ослабление силы воли — равно как и психологическое выражение подобного физического состояния — были теми проблемами, которым тренер, человек уже зрелый, достигший некоторых успехов и материального благополучия в сфере туризма, где, кстати, он с ними и столкнулся, — решил посвятить свою жизнь. Случай Римини был, несомненно, серьезным, но не из ряда вон выходящим: таких людей тренеру уже не раз доводилось возвращать к жизни. Первым делом он решил хорошенько отмыть Римини; вспомнив о том, что в квартире отключен газ, а следовательно, нет горячей воды, тренер даже обрадовался: ледяной душ или ванная станут более действенным лекарством. Он открыл все краны; в трубах что-то забулькало и зачихало. Тренер присел на краешек биде и стал ждать. Скоро он убедился в том, что его надежды добыть воду в этой норе тщетны: лишь несколько красновато-коричневых капель упали из крана в ванную — на покрытый слоем плесени, если не мха, резиновый коврик для ног. Тренер вернулся в гостиную, крепко обмотал Римини одеялом и, легко забросив его на одно плечо, понес прочь — как можно дальше от этого гиблого места.