Максин Барри - Лёд и пламень

И увидел, как широкий, невероятно старый и уродливый фургон разворачивается, чтобы выехать на улицу. Какой-то грузный человек, одетый в поношенные вельветовые брюки и старую зеленую вязаную шапку, показывает водителю, как проехать.

— Эй! Одну минуту!

Брин повернула голову и на секунду оцепенела, видя, как широким шагом Кристофер идет в ее сторону. Сколько ни уверяла она себя, что Джермейн ничего не значит для нее, в то мгновение, когда она вновь увидела его, Брин поняла, что ошибалась. Сильно ошибалась. Он был даже привлекательнее, чем она помнила. Его волосы еще больше напоминали белое золото, а движения были еще более грациозными. А лицо… Брин посмотрела на его лицо. Он был очень красив. Глаза его походили на тот искусственный лед, что замораживает и обжигает в одно и то же время. И она затрепетала. Что она наделала!..

Крис остановился в нескольких шагах от нее. Он увидел широкую, тяжелую женскую фигуру, облаченную в старый плащ и грубые сапоги. Он увидел зеленую шерстяную шапку и круглые, сердито покрасневшие щеки. Он увидел прелестный рот и безобразные большие очки в черной оправе. А еще он увидел ее глаза. Он никогда прежде не встречал подобных глаз. Они излучали и ненависть, и отчаяние, и страх, и боль, и гнев, и еще что-то. Что-то такое, отчего все сердитые слова моментально вылетели у него из головы. А уж цвет этих глаз — они напоминали ему глаза тигра. Необычайно яркие и по-кошачьи красивые.

— Вы хотите получить наших овец? — резко бросила ему она. — Так забирайте же их!

Сказав это, Брин повернулась и убежала. Она не могла бы произнести больше ни слова, глядя на его безупречное надменное лицо, в эти немигающие, такие холодные и такие красивые глаза. Она была очень рада, что Робби ждет ее на улице, но, когда поспешно забралась в кабину, она заплакала.

Довольный, что все обошлось, Робби поехал быстро, выжимая максимальную скорость, на которую был способен этот старенький грузовик. А Крис смотрел, как они уезжают, с ошеломленным лицом. Он повернулся, услышав новый взрыв смеха, раздавшийся в отеле, и увидел, что многие из гостей уже вышли на улицу и смотрят, как растерянные официанты гоняются за овцами среди цветочных клумб. Это было уморительно, но Кристофер не смеялся. И не только потому, что его вечер был безнадежно испорчен. Он все еще не мог забыть взгляд этих самых красивых в мире глаз, застланных слезами гнева и обиды.

— Черт бы побрал этого Майка! — пробормотал он в сердцах. — Говорил же я ему, что с фермерами надо действовать тактично.

Очевидно, что его помощник сделал тут какой-то грубый промах, а расхлебывать кашу как всегда, придется ему.

К тому времени, как они свернули к ферме, уже стемнело, и Брин перестала плакать. Что же касается Робби, которому хотелось бы хоть одним глазком посмотреть, как все эти «шишки» восприняли их проделку, то он находился в приподнятом настроении. Брин же молча смотрела в окно. Ее боевое настроение давно испарилось, как и чувство праведного гнева. Словно ничего такого и не было. Она с тоской вспоминала, как стояла там, у отеля, рядом с ним и глядела на него. Что он о ней подумал? Она закрыла глаза. Да что же он должен был подумать?..

Всю дорогу она стремилась быстрее добраться домой, но, как только они въехали во двор, она почувствовала что-то неладное. Отца нигде не было видно, а у крыльца стоял какой-то светло-бежевый автомобиль.

— Это не доктора Бина? — спросил Робби, кивнув на машину.

Брин похолодела.

— Папа! — прошептала она. И тут же в голос заорала: — Папа!

Она ворвалась в кухню, резко распахнув дверь, и остановилась как вкопанная на пороге. Отец сидел за кухонным столом с недопитой кружкой чая в руках, а рядом стоял доктор Бин с печальным морщинистым лицом.

Брин с облегчением вздохнула.

— Слава Богу. А я уж подумала… — Она остановилась. Отец все еще неотрывно смотрел на кружку с чаем. Он выглядел совершенно убитым. — Папа? — сказала она и подождала, пока он медленно поднял голову. Его глаза, когда они наконец встретили ее взгляд, были пусты и безжизненны.

— Твоя сестра умерла, Брайони, — произнес он через силу. — Кэти мертва.

Нью-Йорк

Ланс Прескотт поставил пустой стакан из-под мартини на стойку бара и задумчиво посмотрел на него. Бар Брецци, модный и модерновый, был в этот час переполнен. «Большое Яблоко», как многие называли Нью-Йорк, был для Прескотта ни с чем не сравнимым городом. Благодаря своей родословной, своему имени, своей внешности и репутации жеребца, он сумел попасть в верхний слой этого большого яблочного пирога, и с тех пор сделался частью истеблишмента. С утра до вечера он беспрестанно вертелся в нью-йоркском высшем обществе, перелетая с презентации какой-нибудь книги на театральную премьеру, а с нашумевшей выставки в вечерний клуб. Всегда в качестве чьего-либо гостя, конечно.