Джоанна Бриско - Будь со мной

Я снова посмотрел по сторонам. На столе увидел остатки трапезы. Опять кольнула совесть. Накатила глубокая печаль. На столе лежала открытая книга о беременности. Еще одна висела на ручке дивана. Я никогда в них не заглядывал; они для меня были невидимы, более того, вызывали отвращение. Я взял один из пакетиков с имбирем, понюхал и решил, что, каким бы я ни был ублюдком, я приложу все силы, чтобы исправиться.

Я постарался неслышно подняться наверх, но деревянные ступени предательски заскрипели под моими неуклюжими ногами. Вот она, спит в кровати, нежно-розовая, как персонаж мультфильма; слегка раздвинутые губы пропускают спокойное и мягкое дыхание; ресницы кажутся такими длинными, что доходят до щек, таких красивых, таких золотистых и покрытых румянцем сна; я наклонился, чтобы почувствовать ее запах, вдохнуть в себя ее дыхание, однако был настороже, потому что она могла в любую секунду проснуться и, увидев меня так близко, испугаться. Стал внимательно изучать каждую деталь ее лица, крохотные волоски на щеках, ритм дыхания. Неужели на каком-то страшном, глубинном уровне она вызывала у меня неприятие тем, что была наполовину индианкой? Женщиной? Возможно, я, сам того не осознавая, чувствовал некое классовое превосходство? Может быть, я на самом деле расист или озлобленный женофоб? Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Попытался заставить мозг проанализировать мысли, потерпел неудачу, вопросы остались без ответов.

Потом я стал медленно гладить ее по волосам, пока она, слегка вздрогнув, не проснулась. Я лег рядом, прижался к ней, обвил руками. Сильвия Лавинь на секунду возникла в моих мыслях, но я отогнал от себя ее образ.

Позже, когда на дворе стояла глубокая ночь, Лелия проснулась.

— Я заснула… — пробормотала она.

Погладила меня по спине. Было приятно. Я заворчал от удовольствия. Зашевелился, придвинулся к ней поближе. Откуда-то из-под руки раздался смешок. Ее зубки ухватили мой сосок. Я открыл глаза, погладил ее по голове, поцеловал. Почувствовал, что ее разгоряченное тело задрожало. Уловил ее легкий запах.

— Иди ко мне, — прошептала она, скользя пальцами по моим бедрам.

— Лелия! — воскликнул я, но она уже взяла меня в руку.

— Я хочу тебя, — сказала она.

— Что? — тихо спросил я.

Попытался напрячься. Провел рукой по ее груди.

— Лелия, я не могу, — прошептал я и засмеялся вполголоса.

Она тоже засмеялась, прижалась ко мне низом живота.

— Ты что, еще проснуться не можешь? — спросила она, пощекотала сзади мою шею. Ее шепот лился мне прямо в ухо.

— Да, — ответил я. Ее запах нарастал горячими волнами. Возбуждение уже проникло в меня.

— Мне нужно выспаться, — объяснил я.

— О милый! — в голосе ее слышался смех. — Но мне так…

Мои пальцы стали опускаться ниже.

— Да, да, — зашептала она, возбужденно раздвигая бедра навстречу моей руке.

— Что на тебя нашло? — спросил я. — Что, опять интересные сны видела? Или влюбилась в кого-нибудь?

Она прыснула.

— Погладь. Надави. Сильнее, сильнее!

— И все-таки?

— Влюбилась. В тебя, — сказала она между судорожными вдохами.

Потом оттолкнула мою руку и быстрыми движениями, вздрагивая всем телом и вскрикивая, довела себя до оргазма.

— Дорогая! — сказал я.

— М-м-м, — простонала она, разгоряченная и потная, прижалась ко мне и заснула.

Утро было морозным. Я проснулся раньше нее. Встал, сделал посильнее отопление, нашел и натянул свой старый рыбацкий свитер, еще из Корнуолла. Когда брился, дрожал от холода, порезался, выругался. Февраль выдался холодным. Я посмотрел на свой компьютер, меня так и подмывало побыстрее проверить свой почтовый ящик, решил зайти в Интернет перед тем, как пойти на работу, хотя у меня была целая стопка бумаг, которые нужно было отредактировать. Письмо с хотмейловским адресом уже ждало меня. Скептически хмыкнув, стал читать.

«Однажды я, прячась за шторами, подсматривала за тем, как маму одевала служанка, и увидела вздутие, белое и похожее на бочку, как гриб. Она превратилась в сосуд, хранящий в себе идеального толстого ребенка, как будто ее тело хотело исправить ошибку, которую совершило, выносив меня. Я отыскала в себе место поукромней (где-то в глубине, под внутренними органами) и спряталась там. Если бы я родила карлика, каким была я сама, я бы его любила, заботилась о нем, всматривалась бы в его уродливое курносое личико, пока он пил бы молоко через тростинку, целовала и целовала бы его тельце с просвечивающимися серебряными жилками. Я бы передала ему свою душу, когда он стал бы сжимать ладошки, бессознательно цепляясь за жизнь. Я бы надела на него чепчик. Я бы прижала к себе и никогда больше не отпустила это беспомощное голое тельце. Но моей матери был не нужен недомерок, который когда-то рос внутри нее, потому что кто позарится на некрасивую девушку? С волосами цвета воды в ванной для слуг. С маленьким треугольным лицом с резкими чертами и открытым взглядом глаз, которые, несмотря на все усилия, продолжали жадно всматриваться в окружающий мир. Кто ее захочет? Никто. Кроме одного человека. Единственной подруги, Эмилии. И мы с Эмилией становились все ближе и ближе, пока наши тела и души почти не слились в единое целое».