Казалось, Брэм только этого и ждал, он вздрогнул и застонал, заставив ее сердце забиться сильнее от счастья.
Он лежал на ней, не двигаясь, а Маргарита закрыла глаза, вплетя пальцы в волосы у него на затылке, пытаясь удержать в своей памяти все, что только что произошло между ними — нечто большее, чем просто физический акт. Они оба могли бы отрицать это в будущем, но именно теперь произошел долгожданный перелом в их отношениях. Они больше не смогут оставаться чужими друг для друга. Теперь их объединяло слишком многое — в том числе и общие тайны.
Маргарита сощурилась, увидев, что Брэм смотрит на нее с тем самым выражением, которое заметила София. Страстно. Нежно. Однако Маргарита вдруг испугалась. Как много всего их разделяло, как трудно им еще будет вместе. И так много между ними нераскрытых тайн.
— Ты выглядишь такой торжественной, — сказал Брэм.
Она покачала головой.
— Тебе чего-то жаль?
Она немного помолчала, затем ответила:
— Нет. Нисколько, с тех самых пор, как я увидела тебя в соборе Святого Иуды.
Он посмотрел на нее с удивлением, и даже больше. С уважением, удовольствием, благоговением.
— А раньше? Ты сожалеешь о чем-нибудь, случившемся раньше?
Маргарита закрыла глаза. Ей так трудно было признать правду.
— Да.
Брэм не просил ее объяснять, и она этому была очень рада. Она и так уже во многом призналась ему. Сказать больше, открыть свои самые потаенные мысли — на сегодня для нее уже и так было достаточно.
Брэм устроился рядом с ней, обняв ее и прислонив к своему плечу. Это ее немного успокоило, она обняла его за шею, их ноги переплелись.
— Маргарита! — шепнул он спустя некоторое время, когда она уже почти погрузилась в сладкую дрему.
— М-м? — она попыталась собраться с мыслями, чтобы ответить.
— Ты мне сказала правду, что у тебя никогда не было другого мужчины?
— Да.
— Хорошо. — Она почувствовала, как он поцеловал ее волосы. — Очень хорошо.
На следующее утро Маргарита проснулась поздно и обнаружила, что Брэм уже встал. Она нарядилась в одно из тех прелестных хлопковых платьев, которые прислала София, поверх него надев объемный фартук матери Брэма. Заколов волосы и защитив руки перчатками, она взяла сбитое из деревянных досок ведро, которое использовалось раньше для корма скоту, и вышла на улицу.
Брэм уже был там, он давал распоряжения дюжине мужчин, чтобы начать перестройку дома. Маргарита немного покраснела, когда поняла, что уже слишком поздно для пробуждения. Ее сон был столь крепок, что приезд рабочих не разбудил ее. Она уже было направилась к развалинам дома, когда Брэм вдруг заметил ее. Он стянул с рук кожаные перчатки и подошел к ней. Медленная грация, присущая его движениям, скрытая сила его тела отдались немедленно эхом в ее сердце, заставив ее вспомнить, как он был нежен с ней прошлой ночью — сперва на кушетке, а позже на железной кровати, которая стояла прямо на сене.
— Доброе утро, — его голос сладостной дымкой обвился вокруг нее, словно проникая внутрь, и ей стало жарко от этого проникновения.
Он взял у нее из рук ведро, его бровь удивленно изогнулась.
— Для чего это тебе? — спросил он, глядя на перчатки и фартук и грубые кожаные ботинки.
— Я думала немного поработать в розарии твоей матери, если ты мне найдешь лопату и пару ножниц.
Он нахмурился.
— Цветы мертвы.
Она покачала головой.
— Не все. Я видела поросль. Растеньица слабые, но корни живые. Немного им помочь, и они на следующее лето зацветут.
Казалось, сам факт, что она проявляет интерес к Солитьюду, а особенно к розарию его матери, обрадовал Брэма. Неужели он помнил, как они стояли здесь в один из дней, таких похожих на этот, за несколько недель до Дня Благодарения? Неужели он помнит, как она вцепилась в мраморные перила террасы, глядя на последние осенние цветы? Она мечтала тогда увидеть эти цветы весной.
Именно в тот день, боясь, что отец увезет ее через пару недель домой, Маргарита попросила Брэма жениться на ней и помочь ей остаться в Америке. С ним. Она уже тогда знала, что под сердцем носит его ребенка. Но она просила его совсем не по этой причине. Она мечтала быть его женой. Она хотела жить с ним в этой волшебной стране, с зелеными полями и невысокими холмами, подальше от шума и пыли парижских улиц. Она представляла себе жизнь, полную умиротворения, в собственном доме.
Как молода она была, как наивна. Она думала тогда, что все, что от нее требуется, это просто помечтать, и все ее мечты вскоре станут реальностью. Она не вслушивалась тогда в еще далекие раскаты войны. Ее тогда ничто не могло испугать.
Читать дальше