Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

— Вытащи оттуда Альварадо, а то сейчас случится что-то ужасное! — крикнула Агильяру Малинцин.

Лицо Альварадо покраснело. Он задыхался.

Вдруг Альварадо закричал и, обнажив меч, бросился в бой, закрыв глаза. Одним точным ударом он отсек голову человеку в костюме змеи, затем отрубил руку женщине. Человек в костюме ягуара лишился обеих ног, а человека в костюме орла он вообще разрубил пополам. Прорвавшись сквозь толпу, Альварадо подскочил к барабанщикам и, обезглавив нескольких из них, бросился на флейтистов. Он рубил пальцы, кисти, руки, ноги, ступни, калечил каждого танцора, до которого мог дотянуться.

— Прекрати! Прекрати! — Агильяр впал в ступор от ужаса. — Остановись во имя Господа! Pare, en el nombre de Dios!

Стряхнув оцепенение, он бросился бежать и прыгнул на Альварадо, но тот, охваченный безумием, отшвырнул Агильяра в сторону и, размахивая над головой окровавленным мечом, двинулся вперед, рубя толпу, как будто жал пшеницу. Словно слепой безумец, он рубил все вокруг.

— Отступаем! — Поднявшись с земли, Агильяр попытался принять командование. — Отступаем! Отступаем!

Но во всей этой суматохе его слова звучали совсем по-другому, наполняясь другим смыслом, словно он призывал к атаке, к наступлению, к восстановлению чести королевы Изабеллы. Пренебрежение правилами, настоящее восстание — вот что было на уме у солдат. Не получив команды, они бросились вперед и ринулись в гущу боя, посчитав праздник лишь прикрытием для зловещего заговора против испанцев. Они подозревали нечто подобное, и каждый сделал свой вклад в кровавую бойню, повергая танцоров, музыкантов, касиков других городов, поваров, плотников, рыбаков, лепешечников, корзинщиков, гонцов, торговцев, каждого индейца с коричневой, бронзовой, красной кожей. Несчастных ацтеков, нарядившихся для праздника и невооруженных, просто разрубали на части, когда они пытались спастись бегством, забираясь наверх по стенам. Беременным женщинам вспарывали животы, и они падали на собственные внутренности. Младенцев поднимали на остриях мечей. Леденящие душу крики огласили пирамиды, и плач эхом отражался от стен, словно загнанный в тоннель зверь.

Отец Ольмедо путался в собственной рясе, поднимая крест, висевший у него на шее, словно символ мира. Он пытался остановить бой криками: «Прекратите! Прекратите во имя любви Господней!»

Аду, не знавший, что делать, попытался увести оттуда группу индейцев, но наткнулся на солдат и стал невольным свидетелем смерти местных жителей от рук его соратников. Агильяру приходилось переступать через тела смертельно раненных, и по дороге он добивал их из милости к их страданиям.

— Отступаем, отступаем в замок! Остановитесь! — продолжал кричать Агильяр.

Малинцин спряталась за горой мертвых тел. А вдруг испанцы примут ее за одну из ацтеков? Она ведь и вправду была из народа ацтеков. Где же Кай? Где Нуньес? Союзники испанцев тласкальцы, никогда не видевшие столь внезапного и коварного нападения, бежали в страхе. Кровь индейцев заливала мостовые улиц, и красные струйки проникали в истоптанную землю, словно дождевые червяки после ливня. Несомненно, это зрелище ублажило бы жесточайших из богов. Каналы окрасились кровью, и алые брызги осквернили стены центрального храма Теночтитлана. Кровь капала с уступов, словно моросящий дождь.

— Это я, донья Марина, yo soy Doña Marina! — взвизгнула на испанском Малинцин, когда один из солдат попытался ударить ее мечом.

Трубачи подали сигнал к отступлению.

— К дворцу! — скомандовал Агильяр. — Отступаем!

— Отступаем! — пронеслось по воздуху.

Кто-то схватил Малинцин за запястье и рывком поднял ее ноги. Это был отец Ольмедо.

— Присмотри за женщинами, — скомандовал он.

Малинцин поплелась вперед, прижимаясь спиной к каменной кладке домов, сначала мимо дворца Тлилланкальки, затем мимо дворца Моктецумы. Она старалась стать как можно более незаметной и продвигалась медленно, так как воины мешика, которым удалось избежать бойни, схватив мечи и щиты, бросились в атаку. Воздух наполнили камни, метательные дротики и стрелы. На испанцев напали с тыла. Малинцин очутилась в самой гуще боя. В панике она бросилась на землю, притворившись одной из умирающих, а затем поползла вперед. Так ей удалось добраться до дворца, где остановились испанцы. Моктецума в окружении испанских солдат прошел в дверь прямо перед ней. Малинцин бросилась вперед и пробилась сквозь толпу во дворец.

Аду уже находился во дворе. Он раздавал указания солдатам, чтобы те пиками выламывали камни из мостовой, другие же солдаты должны были переносить эти камни и баррикадировать ими двери и окна. Нуньес командовал группой солдат, выставлявших циновки, закрывая ими выходы на террасы. Роскошное кресло Кортеса поставили перед комнатой Нуньеса, где за баррикадой из доспехов, обуви и одежды спряталась Кай. Рабыни бегали взад-вперед, а тласкальские носильщики сбились в кучу в дальнем углу двора. Раненые солдаты, лежавшие на полу двора, просили воды.