Фред Стюарт - Титан

А значит и Нику.

Припарковав свой «форд-Т» среди роскошных машин, Ник направился к резному деревянному крыльцу, где его встретил лакей. Миновав истукана в средневековых рыцарских доспехах, Ник прошел в главную залу с высоким потолком и огромным каменным очагом. Альфред вышел к нему навстречу, приветствуя его широкой улыбкой. Но когда Ника представляли Арабелле Рамсчайлд, он понял, что такие слова, как «официальная» или «прохладная», слишком бледно характеризовали эту айсберг-женщину. Миссис Рамсчайлд была высока ростом, статна, прекрасно одета и весьма привлекательна. Она протянула Нику руку и почти обиженно проговорила: «Добрый вечер». Словно перед ней стоял прокаженный.

«Какого черта я ей сделал?» — думал Ник, которого Альфред поспешил увести от своей жены и стал знакомить с другими гостями.

— А вот и моя дочь Диана.

Перед Ником стояла девушка, которая являлась более мягкой копией своей матери и настоящей красавицей. Ник имел шесть футов и два дюйма роста, а Диана была ниже его всего на четыре дюйма. Она явно пошла в свою высокую мать. У нее были медового оттенка белокурые волосы, уложенные по-гречески, как тогда было модно, замечательные зеленые глаза и безупречной формы нос. На ней было белое платье с розовым пояском из шелка.

«Передо мной сейчас не только целое состояние, но и настоящая красавица», — подумал Ник.

— Итак, наконец-то я познакомилась со знаменитым Ником Флемингом, сказала Диана, когда после обеда они прогуливались по одной из террас.

— Я и не знал, что знаменит.

— О, мой отец столько о вас рассказывал! Он говорит, что вы талантливы и целеустремленны и что собираетесь далеко пойти.

— Мне кажется, что я уже сейчас кое-что из себя представляю.

— О? Скромность — имя твое, Флеминг [3] Перефразированная цитата из Шекспира: «Скромность — имя твое, женщина». ?

— Ваша мама, между прочим, невысокого обо мне мнения. Во время обеда я ловил на себе ее взгляды, и знаете, если бы взглядом можно было убить, я был бы сейчас уже у гробовщика.

Диана остановилась у каменной кадки с розовой геранью:

— Я прошу у вас извинения за маму. Она очень мила и обходительна во всем, кроме одной вещи… в отношении которой она непреклонна и неразумна.

— Какой же?

Диана ответила не сразу.

— Мама — страшная антисемитка. Когда папа сообщил ей, что вы наполовину еврей — ему не следовало этого делать, — она заявила, что не хочет вас видеть у себя в доме. Папа боролся за вас в течение нескольких месяцев, пока мама наконец не сдалась. Но я видела, что она вела себя просто ужасно по отношению к вам, и мне за нее стыдно. Вы примете мои извинения?

— Ваши извинения я приму, — сказал он после паузы, сделав ударение на первом слове. — Но наступит миг, когда я сделаю так, что она сама извинится передо мной.

— Надеюсь, что так и будет, только… что-то не верится.

— Хотите пари? Ставлю десять долларов за то, что я ей понравлюсь. Или, по крайней мере, она поговорит со мной еще до окончания вечера. Уверен, что я самый обаятельный еврей-полукровка из всех, что когда-либо рождались на свет.

Она рассмеялась:

— Да вы действительно большой скромник. Ну хорошо, считайте, что мы поспорили. И я искренне хочу проиграть это пари!

— В таком случае поспешим вернуться в дом, чтобы я смог приступить.

Она взяла его за руку, и они вернулись в залу вместе.

Диана Рамсчайлд решила, что ей очень понравился «знаменитый» Ник Флеминг. А его стройная, широкоплечая фигура и смуглое красивое лицо взволновали ее даже больше, чем она хотела бы себе в этом признаться.

Гости занимали свои места в «музыкальной» зале, Альфред уже открыл крышку своего «Стейнвея» и ждал, пока настроят инструменты его партнеры по игре. Ник направился к дивану, на котором, как на троне, восседала миссис Рамсчайлд. Она встретила его приближение холодным взглядом. Он сел рядом. Ее глаза сверкали яростью, а он отвечал на это улыбкой.

— Хотел сделать комплимент по поводу вашего десерта, миссис Рамсчайлд, — начал он. — Это было бесспорно лучшее желе из всех, что мне когда-либо приходилось пробовать. Его можно сравнить, пожалуй, только с тем, чем меня угощала миссис Вандербилт.

Ее ресницы чуть дрогнули при упоминании этого имени.

— О какой миссис Вандербилт вы говорите? — живо спросила она.

— Мать Рэгги, — последовал небрежный ответ. — Мы поигрывали с Рэгги в покер у Кэнфилда, пока я не переехал сюда. Знаете, сегодня был просто изумительный обед.