Эйлин Гудж: Чужое счастье

— Я иду, иду. — Анна вставила нотку снисходительного упрека, словно Моника была восхитительным, немного испорченным ребенком, которому она потакала. Затем Анна сделала глубокий вдох и заставила себя сосчитать до десяти. Воспоминание о том случае, когда она вывихнула лодыжку, спеша вниз, потому что Монике хотелось добавить лед в свой напиток, до сих пор было свежо в памяти Анны. Теперь она твердо намеревалась беречь свое здоровье и самоуважение. Если ей суждено упасть и свернуть шею, так пускай это хотя бы будет что-то, за что стоит умереть. Анна не хотела, чтобы в газетном объявлении о ее смерти было напечатано, что она погибла, когда спешила сменить батарейки в пульте от телевизора.

Она замешкалась, убирая со стола. На часах была половина пятого. Как только Анна окончит службу у королевы Моники, она вернется домой, где ее ожидали ужин, горячая ванна и последний роман Энн Тайлер. Но сначала ей предстояло накормить, искупать и уложить в постель свою мать. Анна молилась, чтобы сегодня это прошло гладко. Утром Бетти казалась абсолютно здоровой, почти такой же, как в старые добрые времена, но Анна знала, что нельзя рассчитывать на то, что так будет и вечером, когда она приедет домой. Бетти то выныривала из тумана, то вновь погружалась в него, подобно кораблю, потерпевшему крушение в море.

Выходя, Анна осмотрела кабинет. Так как комфорт горничной меньше всего волновал работодателей, особенно в тысяча девятьсот тридцатом году, когда поместье «ЛореиЛинда» было построено потомственным магнатом Генри Хаффингтоном по прозвищу Несгибаемый, окна комнаты выходили на север, и в ней практически не было солнечного света. К тому же она казалась очень тесной. Если бы кто-нибудь решил ее померить, то оказалось бы, что она была по размеру где-то восемь на двенадцать футов, с наклонным потолком, к которому Анна, которая была ростом пять футов восемь дюймов, кнопками прикрепила освежитель воздуха в форме деревца, выполнявший двойную задачу: напоминал ей о том, что нужно наклонять голову, и заглушал запах плесени, исходивший из угла, где протекала крыша.

Анна окинула взглядом служебную лестницу, которая была узкой и едва освещенной по сравнению с роскошью и величием главной мраморной лестницы, и вошла в прачечную, где застала Арселу за глаженьем египетских хлопчатобумажных простыней Моники. Арсела не стала ждать, пока Анна спросит ее, где Моника.

— Она на улице, — домработница кивнула в сторону дверного прохода, который вел в кухню, где была открыта раздвижная стеклянная дверь в патио [3] Патио ( исп. patio) — открытый внутренний двор, часто окруженный галереями. ( Прим. ред. ) .

— Все в порядке? — задала Анна условный вопрос, который означал, не выпила ли сегодня Моника слишком много.

Домработница пожала плечами. Эта маленькая коричневая женщина находилась в вечном движении, — Анна никогда не видела ее неподвижной, еще реже — сидящей. Арсела тяжело стукнула утюгом о гладильную доску, словно давая понять, что она не хочет принимать участия ни в каких делах Моники. Это не означало, что Арсела была недружелюбной, но с ее ограниченным английским и постоянной загруженностью — а работала она за пятерых — они с Анной за день едва успевали обменяться двумя словами.

— Ну, я думаю, мне нужно пойти узнать, не требуется ли ей что-нибудь, — сказала Анна, но тут же подумала: «Ничего с Моникой не случится, если она немного подождет». — Есть ли какие-нибудь новости от Черри?

Глаза Арселы загорелись при упоминании о ее дочери, которая жила на Филиппинах.

— Я покажу тебе. — Из кармана фартука она достала фотографию прелестной улыбающейся девушки в накрахмаленном чепчике и форме медсестры и гордо вручила ее Анне. Черри, ненадолго уехавшая в Консепсьон, недавно окончила школу медсестер.

— Ты, должно быть, так гордишься ею, — сказала Анна.

— Она хорошая девочка. — Арсела с задумчивым видом засунула фотографию обратно в карман. Она не видела своих детей, Черри и ее шестнадцатилетнего брата Эдди, уже почти три года.

— Если она ищет работу, я знаю несколько людей, которые могли бы помочь.

Черри планировала переехать в Карсон-Спрингс, чтобы быть рядом со своей мамой, и Анна подумала о докторе Стейнберг, близком друге Мод.

Глаза Арселы засияли.

— Вы хорошая женщина, мисс Анна.

Анна неоднократно просила, чтобы Арсела опускала слово «мисс», но та упрямо отказывалась это делать.

— Я говорила с мисс Моникой, но… — огонек в глазах домработницы потух. Анне не составило труда догадаться, что ответила Моника. Она могла пообещать помочь, может, даже дать денег Черри, чтобы та получила документы, разрешающие человеку, не являющемуся гражданином США, жить и работать в этой стране, а потом совершенно забыть об этом.