К тому времени как они приехали, было уже слишком поздно. Учтивый эмигрант-пакистанец отвел их в сторону и осторожно сообщил, что сердце Бетти остановилось. Анна молча стояла, в то время как Лиз требовала ответов. Сделали ли они все возможное, чтобы спасти их мать? Почему нет? Что это, черт подери, за больница такая?
На долю Анны выпало сообщить Лиз о том, что их мать, которая больше всего боялась долго умирать подключенной к машинам, оставила «завещание о жизни».
— Это то, чего хотела мама. И так действительно лучше.
Лиз изумленно посмотрела на сестру, а через мгновение опустила голову и заплакала. Анна знала, что все так и будет: сердце Лиз, зачерствевшее по отношению к матери, смягчится. Она плакала не только о Бетти, но и обо всех проблемах, которые навсегда останутся неразрешенными. То, что этот поезд давно ушел и их мать уже находилась вне досягаемости, казалось, не имело значения. Ее больше не было; и это все, что знала Лиз.
— Все приготовления сделаны, — спокойно проговорила Анна.
— Почему ты мне не рассказала обо всем этом раньше? — Лиз подняла голову, и в ее покрасневших глазах был упрек.
— Ты никогда об этом не спрашивала.
— Когда она?..
— Когда умер папа.
— Думаю, она хотела бы быть похороненной рядом с ним, — в голос Лиз вкралась горечь.
— Нет. Она сказала об этом совершенно определенно. — Бетти рыдала на похоронах их отца — слезами вроде тех, которые сейчас проливала Лиз, — но то, где она хочет быть похоронена, когда умрет, она знала наверняка. — Она будет лежать рядом с бабушкой — на другом конце кладбища, как можно дальше от Джо Винченси.
— И то слава Богу.
— Я должна позвонить насчет гражданской панихиды.
— Что мне нужно сделать? — спросила Лиз, но на данный момент она выглядела совершенно неспособной на что-либо, кроме как вытирать свой нос.
— Это может подождать до завтра, — мягко сказала Анна, составляя в уме список друзей и родственников, которым нужно будет позвонить. — Хочешь, чтоб я кого-нибудь попросила отвезти тебя домой?
— Почему бы нам не попросить об этом Дэвида? Он, вероятно, наверху со своим сыном. И святой Карол, конечно. Она бы наверняка настояла на том, чтоб он подвез меня, — голос Лиз дрожал; она облокотилась о стену и закрыла глаза. Смерть Бетти и разрыв с Дэвидом каким-то образом смешались в ее голове.
— Я тебя отвезу, — предложила Анна. — А утром мы вернемся за твоей машиной.
У Лиз был такой вид, словно она собиралась протестовать, но вместо этого со вздохом сдалась:
— Наверное, ты права. С моей удачей это будут двойные похороны. Я чувствую себя сейчас ужасно.
— Жизнь продолжается, — оживленно сказала Анна. Она знала, что Лиз хотела сострадания, но Анна больше не занималась обеспечением круглосуточной заботы и поддержки.
На губах Лиз появилась слабая улыбка.
— Ах да, конечно, жизнь продолжается. Выше голову, разве не это всегда говорила нам мама?
— У тебя все еще есть Дилан.
— Поверь мне, он единственный, кто держит меня на этом свете.
— Еще у тебя есть я.
— Я не знаю, почему ты так добра ко мне. — Лиз прислонилась к стене, сложив руки на животе, она походила на одного из пациентов. — От меня ведь не было особой помощи, правда? Как с мамой, так и с Моникой.
«Нет, не было».
— Я тебя прощаю, — сказала Анна.
Лиз удивленно посмотрела на нее. Конечно, она не ожидала, что Анна так сразу признает ее вину. Но вскоре выражение ее лица стало робким.
— Мне очень жаль. Правда. И я постараюсь загладить перед тобой свою вину. «Не поздновато ли для этого?» — проговорил насмешливый голос у Анны в голове. Но что толку было вспоминать прошлое?
— Я составлю список людей, которым мы должны позвонить. Каждая возьмет половину.
— Только убедись, что Дэвид и Карол в твоем списке, — горько сказала Лиз. Они шли к выходу, когда она спросила:
— А что насчет Марка — ты собираешься ему сообщить?
Анна на секунду задумалась, а затем покачала головой. Он будет настаивать на том, чтобы приехать, а она не сможет выдержать еще и это после всего остального. С другой стороны, если она скажет ему не приходить, станет еще очевиднее, что это не настоящая дружба, а какой-то гибрид. Друзья заботятся друг о друге в такие моменты, они держат тебя за руку и вместе с тобой в молитве преклоняют колени. Если Марк не мог быть с ней рядом в трудную минуту, то зачем притворяться?
Марк сидел в окружении пациентов и членов их семей в комнате Си-4, которая выходила окнами на лужайку, где в данный момент один из его коллег, Дэнис Ходстеттер, успокаивал потерявшую рассудок молодую женщину, которая, положив ногу на ногу, сидела на траве. Марк подумал об Анне. Он где-то прочитал, что в эскимосском языке существует пятьдесят слов, чтобы описать снег. Разве не должно быть по меньшей мере столько же слов, чтобы полностью описать тоску о близком человеке?
Читать дальше