Любовь Шапиро - Дневник романтической дурочки

— Именно поэтому ты меня так уничтожила, да?

— Помолчи. Если дашь договорить, может быть, все поймешь. Я вас не утомила, мои дорогие? — оглядывая всех пристальным взглядом, спросила Руфа.

— Мама, может, и правда не стоит углубляться во все это, — мягко сказал Владимир Анатольевич, сын хозяйки.

— А вдруг это последняя возможность с вами поговорить? Вы же думаете, что бабка выжила из ума и, к сожалению, когда вы опомнитесь и захотите что-нибудь узнать, окажется поздно. У меня уже и сейчас редко возникает желание с вами общаться.

— Ну почему, — удивился Митя. — У нас есть особа, приближенная к императору. — И посмотрел в сторону брата.

«Видимо, они не дружат», — подумала я. Но до этого мне дела сейчас не было. Хотелось дослушать Руфу.

— Я, пожалуй, продолжу, — сказала Руфа. — Когда мы потеряли обоих родителей, на дворе во всю бушевала великая революция и стало понятно, что милости ждать не от кого. Те, кто пришел, будут все отнимать, а не давать. Я не любила долгие раздумья и быстро составила план действий. С нами во дворе жил мальчик, который оказался приблизительно в таком же положении. И мы втроем решили устраивать представления на базаре. Забыла сказать, что тогда мы обретались в Одессе. На Привозе было чрезвычайно многолюдно. Нам казалось, что если здесь покупают даже кандалы Котовского, то маленькие дети, которые исполняют очаровательные и трогательные номера, проймут черствые души продавцов и покупателей. Пока мы с Эвкой пели романсы, танцевали вальс и крутили сальто, Ларик бегал среди публики и показывал фокусы, заодно подворовывая из карманов.

— Ты еще заставляла его красть? Я ничего не знала, — в ужасе отпрянула от сестры Эва.

— А ты никогда ничего не хотела знать. Ты жила в вымышленном мире.

— Ничего подобного. Ты ведь у нас артистка, это ты перелетала из оперетки в оперу и наоборот.

— Но я играла на сцене, а в жизни я жила настоящими страстями, а не вымышленными, как ты.

Мы переводили глаза с одной спорщицы на другую. Я никогда не думала, что в жизни могут происходить такие сцены. Противницы казались очень искренними, и подумать, что все это лишь игра, было невозможно. Все ждали продолжения. Для членов семьи это было таким же откровением, как для меня и Лены. Оторваться от этого зрелища они тоже не могли. Нас вернул на землю Митин голос:

— Неужели за несколько десятков лет вы так и не выяснили отношения? И неужели сейчас все это может иметь хоть какое-то значение?

— Представь себе, дорогой внук, что для нас это важно. Кроме того, я не люблю недосказанностей. Хотя тебе это вряд ли понятно. Так я продолжу.

Все дружно закивали головами, хотя выражения лиц были разные. Сын Руфы сидел согнувшись и не поднимал глаз, как будто стыдился чего-то, жена его, задумчиво улыбаясь, взирала на все это с высоты балетного полета, семья Ольги была в недоумении. Пожалуй, только два человека пытались вникнуть в ситуацию и принимали в ней живейшее участие — внуки. Правда, проявляли они это по-разному. Даниил задумчиво и хмуро курил, а Митя веселился и подначивал старушек.

Руфа долго описывала перипетии их длинной и разнообразной жизни, пока не добралась до 1940 года. После многих лет странствий они с сестрой оказались в Латвии.

— Постоянной труппы там не было, но зато у прибалтов огромное количество местных праздников, в поселках и маленьких городках любят шумные свадьбы и дни рождения. Вот на них я и выступала, — продолжала рассказ хозяйка. — Моя младшая сестра училась, а я зарабатывала деньги. Но нам опять не повезло. Как только я подумала, что в одном тихом городке можно осесть и уже отсюда кататься по окрестностям, началась война. Я не меняю своих принципов, чего бы мне это ни стоило. Я продолжала упорно работать хоть при немцах, хоть при русских.

— Ты мне никогда не говорила, что тебе все равно. Зачем ты сейчас наговариваешь на себя, Руфочка. Я же помню, что ты очень волновалась и переживала.

— Я боялась, что нас угонят в Германию или заставят распахивать прибалтийские поля.

— Мама, постой, ты хочешь сказать, что тебе было безразлично, кто стоит у власти и какие идеалы эти люди защищают? — удивился Владимир Анатольевич.

— Мой дорогой сын, тебе уже довольно много лет. Ты прочел огромное количество умных книг. Неужели ты так и не понял, что главное свойство здорового живого человека — в любой ситуации, особенно опасной, искать выход из положения. Я его нашла. И вряд ли можно меня за это осуждать. А еще я хорошо знала, как обстоит дело с идеалами в сталинских лагерях. Туда сослали не одну мою приятельницу. А предавать я никого не предавала, если ты об этом. Я…