Наталия Рощина - Рыжее счастье

— Тетя Дуся, вы меня убедили. — Вернувшись однажды с работы, Мара присела возле Евдокии Ивановны.

— В чем это? — ласково поглаживая ее по голове, спросила та.

— Я обязательно должна чего-то добиться сама, только сама. Иначе меня всегда будут воспринимать как рыжую плутовку с синими глазами. Никто не увидит меня саму, понимаете?

— Очень даже понимаю и рада это от тебя слышать. — Евдокия Ивановна догадалась, что кто-то нелестно отозвался о Маре, и в той взыграла гордость, самолюбие. — Не век же тебе подносы разносить.

— Да, — голос Мары был совсем тихим. Казалось, что она напряженно думает о чем-то.

— Ты не обижайся, девочка. Я ведь сама с этого начинала, но ведь я никогда не мечтала провести так всю жизнь, — поспешно добавила Евдокия Ивановна.

— Я точно знаю, чего хочу. Только, по-моему, не все зависит от моих желаний.

— Почему ты так говоришь?

— Раньше мне казалось, что все просто, а сейчас… — Мара махнула рукой.

— Не понимаю. И когда это все было настолько просто? — Евдокия Ивановна заерзала в кресле.

— В той жизни, когда рядом была бабушка, мама смеялась, а за мной по пятам семенил младший брат. Все было просто. Убого, но просто…

— И ты жалеешь о том времени, Мара? — Евдокия Ивановна пыталась понять ее.

— Не знаю. Наверное, нет.

За прошедший год Мара во многом изменила свои взгляды на жизнь. Она предпочитала не делиться ими даже с Евдокией Ивановной, хотя та до сих пор оставалась единственным человеком, с которым Мара могла говорить по душам. На работе она не нашла себе подруг, сведя отношения только к деловым. Мара не видела рядом никого, с кем бы ей было интересно просто поговорить. Все те разговоры, которые создавали атмосферу общения в ресторане, казались ей недостойным времяпрепровождением, а потому она в них не участвовала. Если бы не хорошие деньги, которые она получала на этой работе, пожалуй, Мара не стала бы так надолго задерживаться в ресторане. Она даже не особенно старалась стать здесь своей, надеясь, что рано или поздно все-таки покинет эти стены.

Мара твердо решила продолжить учебу, но никак не могла рассказать о своих планах Елене Константиновне. А когда решилась, к своему удивлению, нашла поддержку:

— Учись, конечно. Это будет заочное или вечернее отделение?

— Точно не дневное.

— Надеюсь, это не помешает твоей работе. Сможешь ли ты совмещать?

— Думаю, да. — Мара смотрела в пустые глаза хозяйки, не сводившей с нее пристального взгляда, и мечтала поскорее выскочить из кабинета.

— Это хорошо. Учись. Для того, чтоб вертеть задницей, много ума не нужно. А голову всегда полезно нагружать. Действуй, Мара, но не загордись, слышишь?

— С чего бы это мне?

— Просто говорю. — Елена Константиновна закурила и, шумно выдохнув дым, добавила: — Я надеюсь, что мы с тобой будем работать долго и слаженно.

— Конечно, — потупившись ответила Мара.

— Привет Евдокии Ивановне передавай. Как она себя чувствует? Почему так редко появляется у меня?

— Спасибо, она не болеет, а не заходит часто потому, что не хочет отвлекать от важных дел. — Мара знала, как хозяйка любит лесть, и потому не удивилась, увидев, как расцвело хмурое лицо Елены Константиновны. — У вас каждая минута на счету.

— Мы с ней свои люди. Я всегда рада ее видеть. — Елена Константиновна раскрыла папку с документам и. — Пусть зайдет как-нибудь после смены. Все, Мара, иди работай.

— Спасибо. — Мара выскочила из кабинета, прижимая ладони к горящим щекам. Как же она не любила разговаривать с этой женщиной! Ну ничего. Лиха беда начало. Немного терпения, и она покинет этот шумный, суетливый ресторанный мир.

И Мара начала готовиться к вступительным экзаменам. Теперь она спала по четыре-пять часов в сутки, но словно не чувствовала усталости. Ее вторая осень в этом городе должна была подарить совсем иные ощущения. Мара спала и видела себя студенткой. Она накупила общих тетрадок, наборы фломастеров, карандашей, ручек, как будто это было самым главным в процессе подготовки к экзаменам. Евдокия Ивановна не могла нарадоваться: девочка взрослела, четко осознавая, к чему нужно стремиться в этой жизни. То, что Мара тянулась к учебе, успокаивало Евдокию Ивановну. Вспоминая свой последний разговор с Еленой Константиновной, она то и дело присматривалась к Маре. Евдокия Ивановна боялась упустить тот момент, когда той будет нужна помощь, а обратиться девочка вряд ли решится. Но, кажется, все страхи надуманны: Мара все та же, книга — ее лучшая подруга, в ее словарном запасе не приживаются хлесткие ресторанные словечки, а то, что она решила поступить в институт, и вовсе успокоило Евдокию Ивановну. Она чувствовала себя ответственной за взросление Мары, за каждый шаг в ее жизни и, как могла, пыталась вывести ее на верный путь. Конечно, мир вокруг стал другим. Этого нельзя не признать. В нем правят деньги, удовольствия, и какой же нужно быть осторожной и рассудительной, чтобы не попасться на удочку мимолетных соблазнов.