Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

Я была счастлива. Очень счастлива. И даже немного огорчилась, когда дошла до озера... Надо бы вернуться. Но так не хотелось. И я присела на одну из ив, низко склонившихся над водой. Предполагала сначала сходить на ту площадку, где мы жгли костер. Однако на ивовом стволе оказалось слишком удобно. Даже легкая дрема на меня накатила. И я все не уходила, все сидела. Досиделась. Послышались шаги и негромкие голоса. От неожиданности я поджала ноги. В результате чуть не свалилась в воду. Хорошо, успела схватиться за толстую ветку. А потом вспомнила, что я в ночнушке и свечусь в ней, как неоновая лампа. Шаги и голоса слышались все ближе. Ничего не оставалось, как броситься в высокую, мокрую от росы осоку.

- Постой, - сказал кто-то, и мне показалось, что это голос "нежнолюбимого" мною Толика, - там, кажется, кто-то есть...

- Тебе померещилось, - отозвался другой голос.

Уж этот тембр я узнала бы в самом туманном сне. И потому затаила дыхание. Везет же мне! Вечно влипаю в дурацкие истории. Зубы у меня начали выбивать дробь. То ли от страха, что меня сейчас обнаружат, то ли оттого, что ночнушка успела вымокнуть, прилипла к телу и меня теперь бил озноб.

- Ну, может, и померещилось. А ты, Миш, все же сходи, посмотри.

Рядом со мной словно слон протопал. И куда Рыжий только смотрел? Не пойму. Наверное, на звезды. Меня он, во всяком случае, не заметил.

- Нет там никого, - буркнул Мишка.

- Я же говорил, - Олег кашлянул. - Миш, дай спички.

- Держи.

В темноте тускло засветились огоньки сигарет. Три. И эта глиста в скафандре, Толик, туда же. Курит, дохляк, а у него, кажется, астма. Матери его что ли настучать?

- Чего, мужики? Присядем?

Ой, ой, изображают из себя! Мужики! Ха!

- Трава мокрая, - это Олег.

- А мы - на дерево... - это Толик.

Три темных силуэта появились на дереве. На том самом месте, где пять минут назад сидела я. Спиной ко мне сели - дошло до меня. Вот и чудненько, теперь не заметят... Но пришлось сидеть еще тише. Сердце колотилось так, что ребята вполне могли услышать его стук.

- Ну? - начал Олег. - Завтра с мужиками из Березовки играем? Или как?

- А в чем дело? - удивился Рыжий.

- В маленьком пустячке... Центральный нападающий у нас заболел.

- Ага, - подхватил Толик. - Что-то Миха тихий весь вечер. Точно. Заболел.

- Да пошел ты... - огрызнулся Мишка.

Я вдруг поняла - ребята правы. Обычно Рыжий трепался больше всех, а сегодня вечером нем, как рыба.

- Не злись, Миха, но уж больно ты смурной. Может, тебя девки больше не любят? - тихонько издевался Толик.

- Ты, Толян, поосторожней. У него сегодня не все дома. Мало ли какая муха его укусит? Еще в зубы получишь. Он на это дело скорый, - язвил Олег.

- Давай, Олежка, мы его в озеро макнем? Весь грипп, как рукой снимет.

- Отстань от мужика, Толян, - продолжал ехидничать Олег. - Может быть, у него горе? Может, он влюбился?

- Кто? Миха?

- Ну, - Олег закурил новую сигарету. - Безответно.

- Это гнусная клевета, - голос у Толика стал до невозможности противным. - И как тебе это в голову пришло? Кто-кто, только не Миха.

- Ну что же, он и не человек, что ли?

- Ты даешь, Олег. А еще Мишкин кореш. Да Миха сроду баб за людей не считал. Только с шеи стряхивал. Это у него грипп. Или ветрянка. А, может, рак?

- Дурак у него, а не рак, - открыто издевался Олег.

- Может, и дурак, - подыгрывал Толик.

Мне стало обидно за Рыжего. И сама не знаю, почему? Они разыгрывали его, как сопливого пацана. Захотелось заслонить его от парней. Я чуть было не выскочила из своего укрытия, но вовремя опомнилась. Впрочем, Мишка мог обойтись и без моей помощи. Он встал. Снова закурил. Помолчал. Огонек его сигареты на какое-то мгновение загорелся ярче. Ребята ждали. Уж не знаю, чего? А я ждала, что Мишка как-нибудь удачно отшутится. Он ведь у нас записной шутник. Не привыкать.

Ожидание затянулось надолго. Почему он молчит?

- Да, влюбился, - сказал неожиданно Мишка. Тихо так сказал и как-то отстраненно, - Ну и что?

- Чего? - в один голос озадаченно переспросили парни.

Я и сама была ошарашена. Что-то невероятное происходило на моих глазах. Олег читал в чужих душах. Рыжий, не способный влюбиться по определению, влюбился. Чудеса да и только! Что дальше-то будет?

Я совсем затаилась. Даже дыхание стала задерживать. Не от страха. Из любопытства. Боялась пропустить хоть одно слово. Но Мишка не сказал больше ничего.

- В кого? - спросил наконец Толик и голос его звучал напряженно.

Интересно, а этому Крокодилу с какой статьи напрягаться?

- Мое дело, - Мишкины слова были увесистыми, как булыжники.