Чарльз Эллингворт - Тихая ночь

— Но я не могу все бросить, ведь тут мой дом.

Макс сжал кулаки и напрягся. Мими с тревогой смотрела на своего друга, который явно терял контроль над собой.

— Ты глупая! Очень скоро этот город не будет ничьим домом. Ты хотя бы представляешь себе, что нас ждет, когда придут русские? Представляешь?

В глазах Мими появилось беспокойство. Она обернулась по сторонам, чтобы проверить, не слышат ли их разговор посетители за соседними столиками.

— Эрик ничего не рассказывал тебе о русских? Совсем ничего?

Мими попыталась что-то сказать, но Макс ее перебил:

— Русские убивают пленных и мирных жителей или, того хуже, оставляют их умирать от голода на морозе. Иногда я думаю: лучше бы это были члены СС. Русские придут сюда, они заставят нас испытать на своей шкуре все, через что прошли они. Когда? Этого никто не знает. Может, в следующем месяце или в следующем году? Но то, что они будут здесь в ближайшем будущем — неоспоримый факт. И никто, ни я, ни остатки нашей армии, не смогут их остановить. И если они сделают с нами хотя бы одну десятую того, что мы сделали с ними, то в Бреслау будет настоящий ад на земле. Ты должна поверить мне, Мими.

Макс так энергично жестикулировал, что поцарапал бровь, и небольшое пятнышко крови запеклось над глазом. Сильная дрожь в руках помешала ему взять сигарету из пепельницы, и она покатилась на тротуар. Понимая, что на них смотрят, Мими нагнулась к Максу и схватила его за руки. Через несколько минут она ощутила, что судорога стала слабее.

— Прости.

— Ничего, все нормально.

Мими почувствовала, как кто-то положил руку ей на плечо. Герр Райнхарт стоял рядом. Его лицо выражало беспокойство. Мими кивнула, показывая, что владеет ситуацией. Райнхарт вернулся за стойку.

— Тебе лучше?

Макс кивнул.

— Я больше не могу себя контролировать.

Его губы пересохли, в глазах стояли слезы. Мими подкурила и передала Максу сигарету, но прежде чем взять ее, он внимательно посмотрел на свои руки.

— До перевода сюда я думал, я верил, что есть шанс на спасение. Небольшой, конечно, но есть. Все, на что я могу надеяться — это стать заключенным. Другого выбора просто нет. Ты права, я гнилой солдат. Я слишком испуганный солдат.

Мими встала и потянула друга за руку.

— Идем со мной. Идем. Райнхарт все поймет, не беспокойся.

Макс с трудом поднялся и натянул фуражку, чтобы прохожие не видели его бледного лица. При виде офицера бойцы фольксштурма дружно поприветствовали его, подняв руки. От осознания происходящего Мими стало не по себе. Макс оперся на ее руку.

Они медленно прошли мимо парочки влюбленных, покинули главную площадь и уединились в парке возле ратуши, где стояла одинокая скамейка. Мими продолжала держать Макса за руку, как будто им двоим требовалось физически ощущать присутствие друг друга. Мими положила голову на плечо своему лучшему другу и вспомнила, как они веселились до войны, почувствовала запах табака, одеколона, духов. Макс дотронулся до ее руки.

— Обещай, что уедешь.

Мими выпрямилась и посмотрела поверх крыш на кучевые облака, пробегавшие по небу и, казалось, задевавшие башни колоколен. Ярко светило солнце. Лето не хотело уступать права наступившей осени. Мими повернулась к Максу и отрешенно произнесла:

— Обещаю.

Но Мими не сдержала своего слова, она не уехала. Наступила осень, но какая-то неведомая сила удерживала Мими в большом неотапливаемом доме в окружении безмолвных портретов.

Все началось в амбаре, напичканном сухой соломой и пропахшем конским потом, с деревянными стенами, изъеденными червями. На дворе стоял октябрь, опадали кленовые листья, солнце все реже и реже освещало унылый пейзаж. Изнуренные тяжелой работой женщины таскали зерно и забрасывали его в жерло клокочущей молотилки. Вдруг в амбар вошли четверо мужчин. Один был в военной форме, с винтовкой на плече, трое других — в поношенных шинелях защитного цвета и военных фуражках вермахта. У всех были впалые щеки, а один из них сильно кашлял. Это были заключенные, голодные и истощенные.

Женщины закончили работу, уселись на лавку, достали немного яблочного сока, хлеб и сыр. Мими с зачесанными назад волосами ловко разрезала четыре буханки и протянула их измученным людям. Трое несчастных попытались достойно принять угощение, но голод взял свое. Послышалось «merci» [6] Спасибо ( фр. ). , и они принялись с жадностью поглощать еду.

— Vous êtes Franęais? [7] Вы француз? ( фр. ).