Чарльз Эллингворт - Тихая ночь

Мари-Луиз с новой силой ощутила вину и почувствовала знакомый стук в висках. Она села и приставила руку к глазам, будто беспокоясь о ребенке, который беззаботно месил грязь у края запруды. Жером продолжал лежать на животе, упираясь подбородком в ладонь, глядя на реку сквозь стебли травы и понятия не имея о буре, которую подняла его последняя фраза. Мари-Луиз захлестнуло почти необоримое желание все рассказать мужу, но она подавила его.

Жером перекатился на бок и посмотрел на нее.

— Твои письма… Спасибо тебе. Ты сумела сохранить для меня иллюзию. Быть может, спасла меня от безумия. Я знаю, тебе было одиноко. Твой отец… Еда… Всевозможные трудности. Я видел, как мужчины лишались рассудка, пытаясь бороться с домашними проблемами в лагерях. Неудачную фразу, обвинение, небрежное замечание переживали неделями, накручивая из них что-то, чего и в помине не было. К тому времени, как недоразумение прояснялось, уже был нанесен непоправимый урон: в мозг успевал пролезть червь, и тот или иной род безумия овладевал своей жертвой. Ты защищала меня от этого. Я знаю. Спасибо тебе.

Жером притянул к себе голову жены, и они стали целоваться, сначала несмело, потом все более страстно. Под аккомпанемент журчащей воды и деловитой возни сына Мари-Луиз легла рядом с мужем, позволив солнцу и нежным губам Жерома доводить ее до чувственного транса, свободного от мыслей и наполненного счастьем.

Если бы ранним утром в день летнего солнцестояния фермер или кто-нибудь, проверяющий кроличьи капканы, проходил мимо старой мельницы в долине под Монтрёем, он мог бы наткнуться на женщину, сидевшую на низкой ветке старого граба. Переводя дух, она укрылась от легкого дождика. А еще отсюда она могла наблюдать за мельницей, оставаясь при этом незамеченной. От дождливой и не по сезону холодной погоды ее защищали пальто и шляпа. Каждые несколько минут она вставала, прихрамывая, делала круг и возвращалась на свой пост.

Около десяти часов дверь открылась и на пороге появился маленький ребенок, а за ним — женщина с небольшим чемоданом в руках. Следом вышел и закрыл за собой дверь пожилой мужчина. Они медленно побрели по тропинке, ведущей к дороге в город, и скрылись в тени деревьев. Женщина под деревом выжидала несколько минут, затягиваясь сигаретой и шагая взад-вперед. Потом она отшвырнула окурок и стала быстро спускаться по берегу реки к массивной двери из вяза.

Постучав, она принялась ждать, прижав кулак ко рту. Дверь открыл мужчина, и они замерли, безмолвно глядя друг на друга, после чего он сделал шаг в сторону и она прошла мимо него в сумрак дома.

К тому времени, как на горизонте показалась мельница, Мари-Луиз почувствовала, что на пятке у нее появился волдырь. Филипп тихонько хныкал рядом, схватившись за ее свободную руку обеими ладошками и позволяя себя тащить. Рука, в которой она несла чемодан, болела, и, несмотря на холодную погоду, Мари-Луиз запыхалась от усталости, радуясь, что скоро сможет присесть. Дорога со станции была долгой. Поезд до Онфлера отменили из-за поломки. Бабушка заболела — опять — и тревога о ней усиливала дискомфорт.

Мари-Луиз открыла дверь и первым втолкнула в пещерный полумрак сына, чувствуя знакомый коктейль табачного и древесного дыма, разбавленный влагой. Когда глаза привыкли к полутьме, она увидела мужа, стоявшего у плиты и удивленно смотревшего на нее, а напротив него — одетую в застегнутое пальто женщину, на лице которой было похожее изумление.

— Поезд отменили.

Жером заморгал, но тут же взял себя в руки.

— Твой чемодан… Давай я отнесу.

Пока он возился с чемоданом в углу, женщина не отрывала глаз от пола. Шагнув к Мари-Луиз, она протянула руку.

— Меня зовут Мими. Я знаю, что вы жена Жерома. Простите, что появилась так неожиданно.

Женщина говорила с легким акцентом, который Мари-Луиз слышала на востоке Франции. Она кивнула, коротко пожала гостье руку и тут же отпустила ее, чтобы заняться Филиппом, который настойчиво тянул ее за подол юбки. Перебирая в уме дюжину догадок, Мари-Луиз присела на корточки, чтобы снять с мальчика пальто, благодарная за эту передышку. К тому времени, как она справилась с пальто и разогнулась, Жером вернулся к плите.

Он указал на стол и стулья.

— Прошу, давайте присядем. Вина? Воды?

Обе женщины кивнули и сели по разные стороны стола, молча наблюдая за тем, как Жером качает насос, чтобы наполнить водой кувшин, и передвигает кружки и бутылку простого вина к центру стола. Мари-Луиз украдкой взглянула на незваную гостью. Несмотря на следы лишений и до сих пор незажившие раны, в гостье была живость, которая напомнила ей о Жислен; держалась она очень элегантно, что с лихвой возмещало ее неправильные черты — красивые мазки, которые, однако, складывались в заурядную картину. Шестое чувство подсказало Мари-Луиз, что эта женщина представляет собой что-то важное — и, возможно, опасное. У взгляда, который незнакомка украдкой бросила на ее мужа, было значение, и Жером ответил на него, как отвечают близкому человеку. Знакомое недоброе предчувствие заползло Мари-Луиз в душу.