Екатерина Вересова: Терпкое вино любви

"Нет, все-таки она принцесса крови", — восхищенно подумал Мишель. В несколько прыжков он оказался у трапа. И уже через секунду Ольга была и его объятиях. Он приподнял ее над землей и крепко прижал к себе.

— Олья! Олья! Любимая моя девочка! — повторял он, а Ольга от счастья не могла вымолвить ни слова.

Только через пять минут они прервали долгий поцелуй, в котором слились, и стояли, не обращая внимания на обтекающую их людскую толпу, на крики носильщиков и свист взлетающих самолетов.

Сознание медленно возвращалось к ней в виде грязной пелены перед глазами и шума в ушах. Ольга почти не ощущала своего тела. Где она? Что с ней? Почему она ничего не видит? Откуда-то издалека до нее доносились смутные голоса. Ей показалось, что среди них она узнала голос соседки по лестничной площадке — Жанны Константиновны.

— Господи, да что же это делается! Серафим, ты только посмотри! На ней же места живого нет…

Голос соседа низко бубнил что-то в ответ.

— Еле дышит… Оленька! Оля! Очнись! — продолжали причитать над ней.

— Позвоните в «Скорую»… Скорее!

Резкая боль пронзила все ее тело от кончиков пальцев на ногах до затылка. Одновременно голос Жанны Константиновны взмолился:

— Осторожнее! Вдруг у нее что-нибудь сломано!

Серафим Петрович, кряхтя и тужась, — все-таки шестьдесят лет не шутка — поднял обмякшее тело девушки с земли и осторожно понес к подъезду.

Ольга попыталась открыть глаза. Веки не слушались. «А может быть, я ослепла?» — в ужасе подумала она и поднесла руку к лицу. Пальцы сразу стали липкими. Кровь! Лицо ее было в крови.

— Смотрите, она очнулась! Оля! Что произошло? Кто это был? — Жанна Константиновна, забыв про свой лишний вес, резво поднималась по ступенькам, не спуская глаз с Олиного лица.

Ольга снова попыталась открыть глаза, но, кроме какой-то розовой мути, ничего не увидела. Тело ее качалось, вздымаясь вверх по спирали лестницы. Она слышала свистящее дыхание Серафима Петровича и даже неровное биение его сердца.

Они жили в пятиэтажном «сталинском» доме с высокими потолками и широкими лестницами, обвивающими спрятанную за железной сеткой лифтовую шахту. Лифт вот уже несколько месяцев не работал, и хотя на нем красовалась табличка «Лифт на ремонте», никаких признаков ремонта не наблюдалось.

Жанна Константиновна уже давила на кнопку звонка.

— Отойди с Ольгой! — шикнула она на мужа. — Напугаем еще Капитолину!

Серафим Петрович послушно отступил чуть в сторону, чтобы открывшая дверь бабушка не сразу увидела внучку. Открыли быстро — у бабушки словно сердце чувствовало что-то недоброе.

— Пойду немного пройдусь, — сказала ей перед уходом Ольга, угрюмо разглядывая себя в зеркале.

— Куда ты на ночь глядя? — степенно спросила бабушка, как всегда, не показывая своего беспокойства.

— Просто подышать перед сном, — отчетливо произнося каждое слово, пояснила девушка и ушла, нарочито бесшумно прикрыв дверь. Все приличия были соблюдены. Однако бабушка чувствовала, что с внучкой творится что-то неладное.

И вот худшие ее подозрения подтвердились. На пороге стояла соседка Жанна, лицо у нее было белее мела.

— Что с Ольгой? — сразу спросила Капитолина и сжала руками виски. Последнее время у нее от малейшего пустяка поднималось давление.

— Ты только не волнуйся, Капуля, милая, тебе нельзя волноваться…

Когда так говорят, любой человек, даже если до этого был абсолютно спокоен, начинает беспокоиться и думать самое худшее.

— Ну говори же, Жанна, не тяни… Где она? Она жива?

— Жива, жива, — и соседка, пряча глаза, пропустила Серафима Петровича с Ольгой на руках в квартиру.

Лишь только бабушка увидела безвольно обвисшее тело своей внучки, синее от побоев лицо, заплывшие глаза, залитые кровью губы и подбородок, она схватилась за сердце и стала медленно оседать на пол. Подоспевшая соседка подхватила ее под локоть и осторожно усадила на стоящий в коридоре диванчик.

Через десять минут приехала «скорая» и увезла сразу двух пострадавших — Ольгу с многочисленными ушибами и сотрясением мозга и ее бабушку, Капитолину Александровну, с гипертоническим кризом.