Екатерина Вересова - Терпкое вино любви

С Ольгой поздоровались. Вежливо усадили на стул перед одним из столов. Конвоир, так и не удостоив ее больше ни единым словом, удалился. После этого заговорил лысый.

— Насколько я понял, вас предупредили, что все, о чем мы собираемся с вами беседовать, должно остаться в тайне. Теперь вам нужно подписать соответствующий документ и можно начинать разговор. Вот здесь, пожалуйста, подпишите, — он протянул Ольге какой-то бланк с напечатанным текстом.

Ольгу вдруг охватило такое волнение, что буквы начали таять у нее перед глазами. Однако ей совершенно не хотелось обнаруживать перед ними свой страх, поэтому она спокойно вывела внизу свою подпись и отложила листок в сторону. После этого безумного поступка ей, как ни странно, полегчало. С достоинством подняв подбородок, Ольга посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Я вас слушаю.

Этот лысый оказался крепким парнем — ему удалось выдержать ее взгляд как минимум полминуты.

— Не буду отнимать время ни у себя, ни у вас. Первый вопрос… Предупреждаю — отвечать честно. Нам все известно и без вас.

«Зачем же тогда спрашивать?» — подумала Ольга.

— Давайте вопрос.

— Вам знакома студентка немецкого отделения Лилия Штраль?

— Конечно.

— А где вы с ней познакомились?

— Вместе сдавали зачет. У меня был «хвост» по болезни и у нее тоже.

— И насколько тесно вы с ней общались?

— Довольно тесно. Вместе готовились. Она давала мне литературу.

— Вам приходилось бывать у нее дома?

Да уж, Ольге приходилось бывать у нее дома. И даже не одной. В последний раз она «затащила» туда Мишеля… Теперь ей стало все ясно. Они задумали не отпустить ее в Париж!

— Вы не ответили на мой вопрос. Не бойтесь, отвечайте. Все равно нам известно, что вы были у нее в гостях. Мы даже знаем, какого числа.

«Господи, да откуда вы все знаете?» — подумала Ольга и растерянно провела пальцами по мокрым волосам.

— Мы готовились у нее дома к зачету.

— Так, хорошо. Скажите, а не вела ли она при вас каких-нибудь… странных для вас разговоров?

Вот так история! Что же ей теперь делать? Как честный свидетель — а именно таковым она сейчас является — она была обязана рассказать ему о «странностях» Лилии, которых та нисколько от нее не скрывала. Лилия была фашисткой. Вернее, неофашисткой. Она открыто восторгалась всем немецким — немецкими овчарками, немецкими куклами, немецким отделением их факультета, студенткой которого была, а больше всего — своей немецкой фамилией.

— Штраль по-немецки — «луч»! — радостно сообщала всем она. — Значит, я — луч!

Умом Лилия не отличалась, зато не было в ней и злобы. Познакомившись с ней, Ольга долго удивлялась, как такая добрая и отзывчивая девушка могла попасть под влияние столь отвратительной компании. Вся ее кухня была обклеена гнуснейшими картинками, изображающими Лилию и ее друзей (о них она тоже рассказывала с восторгом) в немецко-фашистской униформе. Разумеется, Ольга видела эти шедевры, как же иначе, если ей приходилось бывать у нее дома? Она видела и более обстоятельное художество, которое украшало целую стену личной комнаты Лилии. На панно романтическая девушка изобразила кирпичную стену какого-то готического замка с полукруглыми окнами. В принципе, ничего особенного в этой картинке не было. Обычный девчоночий бред. Но этой дуре зачем-то еще понадобилось писать на своей двери готическим шрифтом: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Она сама с гордостью перевела эту фразу с немецкого. Насколько известно, именно эту фразу из Данте написали фашисты на воротах одного из своих концлагерей. Ольга так и не поняла — что имела в виду Лилия, начертав подобное на двери в свою спальню.

— Охотно верю, что вам трудно решиться. Получится, что вы ее «закладываете», так?

Ольга промолчала.

— Еще раз повторяю: нам все известно. Но мы хотели бы услышать это конкретно из ваших уст.

Ольга снова подняла на него взгляд и пробормотала:

— Если вы про эти глупые детские картинки, так я ей сразу сказала: выкинь ты эту дурь из головы.

— Какие именно картинки? — включился в разговор второй, неприметный.

— Вы же сами знаете! — не выдержала Ольга.

— Ну вот что, студентка Коломиец, — лицо лысого посерьезнело и от этого стало серым, даже лысина слегка поблекла. — Мы действительно все знаем, и не только про картинки в квартире Штраль, но и про вас. И, поверьте, для нас не составит никакого труда убедить вашего декана в том, что таким, как вы, не место на факультете…