Мария Лебедева - Горький мед

— Мне ясно только одно, — твердо проговорила тетя Тамара, — ты все преувеличиваешь… и сама же себя накручиваешь…

— Я… накручиваю?! — задохнулась Ольга. — И это после всего, что я тебе рассказала? — Злая улыбка зазмеилась у нее на губах. — Может, ты считаешь, мне следует научиться откликаться на имя «Полина»? Ты этого хочешь?! — распалялась она.

Ольга горько пожалела о том, что в порыве откровенности открыла тете Тамаре свою тайну, потому что та явно не могла или, скорее, не хотела почувствовать, ощутить всю боль унижения, испытанную племянницей. Ольга искала поддержки, сопереживания, а наткнулась на глухую стену непонимания, почти осуждения.

— Оля, прошу тебя, выслушай спокойно, без сердца, — тихо сказала тетя Тамара. — Вот ты думаешь сейчас, тетка старая, бесчувственная, понять тебя не хочет…

Ольга внутренне вздрогнула от того, как легко читала та ее мысли.

— Я вот наблюдаю за тобой после смерти Павла… — продолжала тетя Тамара. — Ты очень изменилась… И, прости мне мою откровенность, не в лучшую сторону…

У Ольги глаза полезли на лоб от такого заявления. Нечего сказать, хорошую же она себе нашла утешительницу!

— Погоди, погоди обижаться, — жестом остановила та Ольгин порыв сказать что-то резкое, — ты выслушай сначала…

Ольге и самой не терпелось узнать, что же имеет в виду тетя Тамара, обвиняя ее так прямо и безапелляционно. Любопытство взяло верх над возбуждением, она сдержалась и промолчала.

Тетя Тамара тоже помолчала немного, как бы собираясь с духом и с мыслями.

— Я вдвое старше тебя, — сказала она наконец, — много людей повидала… и в радости их, и в горе. А ты сама знаешь, работа у меня такая была, где горя и несчастья больше встретишь. И я поняла, что горе — как лакмус для человека… проявляет вдруг те его качества и свойства, о которых ни окружающие, ни он сам даже не подозревали… Знала я одну мать, она сына десятилетнего потеряла… Страшная потеря, ничего не скажешь, только мать лютой ненавистью возненавидела всех детей этого возраста… за то лишь, что они остались жить, а ее сына уже нет. А другая, оказавшись в той же ситуации, только мальчик поменьше был, взяла из детского дома двоих такого же возраста…

Ольга внимательно слушала, пытаясь понять, куда же клонит тетя Тамара, но смысл ее слов оставался пока загадкой.

— Я хочу сказать, — словно опять угадав ее мысли, пояснила та, — что горе — это как проверка… на человеческую прочность, что ли… Смерть близкого — большой урок, его жизнь преподносит нам, живым… От этого можно прозреть, но от этого же можно и ослепнуть навсегда.

— Так ты, значит, считаешь, — медленно проговорила Ольга, до которой дошел наконец смысл услышанного, — что я этой проверки не выдержала и… ослепла? Так, что ли?

— Хочу надеяться, еще нет, — улыбнулась вдруг тетя Тамара, — хотя некоторая подслеповатость намечается.

— Нет, ты не смейся, — рассердилась Ольга. — Раз уж начала, объясни толком, что ты конкретно имеешь в виду.

— Ну хорошо, — решилась та, и улыбка исчезла с ее лица, — возьмем хотя бы Ирину. Вот я вижу, чувствую, что ты в душе осуждаешь ее, считаешь, она, мол, легкомысленно отнеслась к смерти отца, так ведь?

— Ну… в общем… — замялась Ольга.

Ей-то казалось, что эти ее мысли и ощущения достаточно глубоко спрятаны от посторонних глаз, она ведь ни словом не обмолвилась об этом ни с Ириной, ни с тетей Тамарой.

— Значит, в отношении Ирины я все-таки оказалась права, — с сожалением произнесла та. — А ведь тебе, Оля, неизвестно, что Иришка уже на третьем месяце… Тебе неизвестно, что после смерти отца она неделю ничего не ела и билась в истерике, мы с Игорем не знали, что и делать. Мне пришлось колоть ей успокаивающее, хотя при беременности этого делать нельзя, но тут уж… А с другой стороны, — раздумчиво проговорила тетя Тамара, — если бы не забота об Иришке, о будущем ребенке, я бы, может, и сама вслед за Павлом отправилась… так мне было худо…

Ольга с изумлением, во все глаза смотрела на тетку.

— Как? И вы ничего мне не сказали? — с обидой в голосе промолвила наконец она.

— Ну, во-первых, тебе и самой несладко пришлось, — ответила тетя Тамара. — Слава Богу, Кирилл возле тебя был… да, да, не смотри на меня так, не знаю, как ты, а я ему очень благодарна за это… А во-вторых… — Она отвела глаза и продолжила будто нехотя, с трудом подыскивая слова: — Во-вторых, тебя же ничего и не волновало, кроме своего горя, ты… ты ушла в него с головой и ничего не видела… ты даже на поминках не подошла ни разу к Ирине, не обняла ее, не поинтересовалась… ах, да что говорить… — с досадой махнула рукой тетя Тамара. — У тебя даже взгляд какой-то другой стал… Иришка к тебе сама и подойти боялась…