Заметив ее изумленный взгляд, Борис довольно улыбнулся.
— Нравится?
— Невероятно! — потрясенно выдохнула она. — Настоящий музей африканских искусств. А что это такое? — спросила Наташа, указывая на щиты.
— Калабаши. Их делают из высушенной тыквы, покрывают резьбой и красят.
— Ничего себе тыквы!
— Это еще не самые большие. Из тыквы делают все, что угодно, даже сосуды для воды и погремушки. Пойдем в комнату, все самое интересное у меня там.
Следующие несколько часов пролетели как один миг. Он показал ей все свои сокровища: маски, деревянные фигурки, поражающие своим изяществом, литые бронзовые безделушки, батики, картины на ткани, расписанные особым способом, женские украшения, расшитые бисером. И рассказывал, рассказывал, рассказывал. О древней истории этой страны, о кровавой гражданской войне, о банановых рощах и плантациях ананасов, о криках обезьян в джунглях и публичных расстрелах на лагосском пляже Бар-Бич. О народах Нигерии, йоруба, хауса, ибо и многих, многих других. Лицо его горело таким вдохновением, что стало почти красивым.
— Ты так любишь Нигерию. Почему ты уехал оттуда? — спросила Наташа, опускаясь в кресло.
Он вытащил из бара бутылку коньяка, приглашающе выдернул пробку и плюхнулся в кресло напротив.
— Жене надоело, — коротко ответил он.
Наташа обвела взглядом комнату и, не обнаружив никаких следов женского присутствия, вопросительно подняла брови. Он криво усмехнулся.
— Мы разошлись сразу же после приезда сюда. Теперь мне в Африку путь закрыт. Ты же знаешь, что в нашей системе с этим строго, — горько добавил он.
Наташе не нужно было ничего объяснять. Она выросла в семье дипломата.
— Вот, коньячком утешаюсь. — Борис наполнил янтарной жидкостью две рюмки. — За тебя и Африку! — Он ловко опрокинул рюмку, Наташа слегка пригубила из вежливости. Она не любила крепких напитков. Борис налил себе еще и внимательно посмотрел на Наташу. — Ты очень красивая. Очень. И невероятно сексуальная. Не обижайся. Я сражен наповал. И еще мне с тобой легко, поэтому скажу, что думаю.
Наташе стало слегка неуютно. Никто еще не говорил ей таких вещей, особенно практически незнакомые люди. Она вдруг занервничала и посмотрела по сторонам, ища предлога, чтобы уйти.
Борис каким-то шестым чувством понял ее состояние. Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. Наташа вздрогнула.
— Не надо. Не надо меня бояться. Тебе здесь ничего не угрожает, хотя, не скрою, больше всего сейчас мне бы хотелось, чтобы ты осталась у меня.
Наташа неловко высвободила руку и почему-то спрятала ее за спину. Борис выпил еще, откинулся в кресле и закурил.
— Мне, пожалуй, пора, — храбрясь изо всех сил, сказала она. — Спасибо, что потратили на меня столько времени.
— Никогда еще не получал такого удовольствия, — пробормотал Борис и, увидев, что она встает, схватил ее за руку. — Сядь, перестань дергаться и слушай. Хочешь хороший дружеский совет?
— Конечно.
— Не езди туда. Съедят.
Зеленые глаза Наташи изумленно раскрылись.
— Я не в этом смысле, — хохотнул он. — Случаев каннибализма среди местного населения уже давно не наблюдается. Наши, наши съедят. — Наташа недоверчиво посмотрела на него. — Ты знаешь, что такое советская колония за рубежом? Замкнутый мир, где все друг друга знают, томятся и изнывают от скуки и пьянства. Сплетни, склоки, подглядывание в замочную скважину и перемывание чужого грязного белья. Представь себе: месяцами ничего не происходит, все варятся в одном котле. Только и разговоров, кто, что, где купил да кто, с кем, когда переспал.
— Я еду туда работать, — с достоинством сказала Наташа. — Все остальное меня не интересует.
— Дурочка! — убежденно сказал Борис. — Жизнь есть жизнь, и никуда от этого не деться. Ты же там будешь, как вечный раздражитель, они, как мухи на мед, к тебе слетятся. Положит на тебя глаз какой-нибудь тамошний начальник, будет таскать тебя везде с собой. А куда ты денешься? — воскликнул он, заметив протестующий жест Наташи. — Ты же переводчик. Начнет возить по командировкам, тискать по углам. Добрые люди тут же оповестят его женушку, она накатает на тебя телегу и вышлют тебя, голубушку, за аморалку, охнуть не успеешь.
— Я сумею за себя постоять, — убежденно сказала Наташа.
Борис только рукой махнул.
— Упряма, как мул. Вот и говори с такой.
В комнате повисла напряженная тишина. Было слышно только, как тикают часы на стене.
— Ладно, — сказал наконец Борис. — У меня там остались друзья. Юра Майский, советник-посланник, большая шишка, и его жена, Ирина. Дам тебе для них письмо. Хорошие ребята, помогут, если что.
Читать дальше