Анастасия Орехова - Вкус запретного плода

Марину с утра до вечера переполняло удивительное, неизвестно откуда взявшееся чувство счастья. По утрам она пела, заливалась соловушкой, от одного взгляда на солнышко за окном, на суету облаков, с трудом протискивающих пухлые, золотистые от солнца тела между антеннами на московских крышах; на птиц, весело прыгающих по карнизам и с веточки на веточку по чахлым московским тополям и липам; на радужные нефтяные блики в сверкающих на солнце лужах, искрящихся, словно огромные драгоценные камни на серой морщинистой груди асфальта.

Через этот, почти сплошь залитый асфальтом, двор Марина бегала по утрам в школу, излучая переполнявшую ее радость. И все у Марины выходило хорошо и удачно, и на душе у нее было ясно и празднично, и люди вокруг ей улыбались, словно им всем было приятно на нее смотреть.

Встретившись в шестом часу вечера в метро на «Китай-городе», то есть примерно посередине между его домом и ее, Валерьян с Мариной шли прошвырнуться по старой Москве, где оба они выросли и по которой у обоих теперь было что-то вроде ностальгии.

Прежний дом Марины стоял на Арбате. Бывшие коммунальные квартиры стали теперь частными, и в них обитали шикарные новые русские. Старый дом отремонтировали, он сиял свежей краской, а крыша на солнце сверкала, точно серебряная.

Валерьянову дому повезло куда меньше. В нем уже который год (по словам Валерьяна, по крайней мере седьмой) шел капитальный ремонт. Фактически от него осталась одна коробка. Внутренние перекрытия были сняты, и квартиры, где жил маленький Валерьян, больше не существовало.

Валерьян жил там вместе с бабушкой, у них было две комнаты в необъятной коммуналке.

— Понимаешь, я даже не знал, сколько там комнат и кто в них живет. Это было просто, ну, как маленький городок, честное слово! Я по коридорам на велике гонял целыми днями, и ни разу ни на кого не наехал, представляешь?

— Не представляю! — Марина смеялась. — В нашей квартире было всего-навсего пять комнат, и в каждой жила семья с детьми. Мы играли вместе на кухне, как сестры и братья, как одна большая семья. Так было здорово! Взрослые ссорились, конечно, но я этого ничего не помню, это мимо нас пролетало. Сейчас это как далекий сон. Когда мы переехали, мне было пять лет, меньше, день рождения в новой квартире справляли.

— А я в ту квартиру, в которой сейчас живу, только в школе окончательно перебрался. Бывал там, правда, часто, там тогда родители мои жили, при них, конечно, все было не так, как сейчас. Считалось, между прочим, что и я там тоже живу, но на самом деле до школы я пасся у бабушки. Зато родителей я в ту пору обожал, страсть! Они для меня были чем-то высшим. Бабка-то что, она бабка и есть, вроде как всегда под рукой. «Валечка, супчик, Валечка, апельсинчик, Валечка, не балуйся», в крайнем случае: «Валька, дрянь такая. Опять очки мои схватил, а ну, отдавай щас же, а то я тебя ремнем!»

Последние слова Валерьян произнес так грозно, что Марина даже вздрогнула, и они оба рассмеялись. Они часто вместе смеялись, особенно поначалу. Им все казалось смешно: «Ой, смотри, воробей!», «Ой, кошка какая, смотри, с дерева слезть не может!», «Ой, смотри, какой у этой тетки смешной парик, ой, не могу, да он еще и набок съехал!»

— Потом я на родителей насмотрелся, — продолжал Валерьян. — За пять-то лет, уж будьте покойны! Такого навидался — по гроб жизни хватит.

— Так ты их совсем не любил? — осторожно поинтересовалась Марина, недоумевая, почему же он тогда вспоминал об их смерти с такой печалью. Если все было так, как он сейчас рассказывает, отчего он тогда так расстроился?

— Почему? Я их любил, я и сейчас их, наверное, люблю, хотя немного странно любить того, кто уже умер. Просто, когда я у бабушки жил, они для меня были… ну, как божества какие-то, а когда вместе с ними поселился, я их любил, как живых людей любят. Понял, что и они тоже не идеальны.

— Валь, расскажи, пожалуйста, если тебе, конечно, не слишком тяжело вспоминать, — как ты жил, когда без них остался. Бабушка к тебе переехала? Она еще не такая старенькая и глухая была, как сейчас?

— Если бы! Она такая уже лет десять! Без нее мне квартиру бы не оставили, мне только двенадцать лет было, меня скорее всего в детдом бы наладили. А так мальчик с бабушкой, хотя на самом-то деле я, конечно, один был.

— Но как же ты выжил, школу закончил?

— Не знаю. Как автомат. Я поначалу в таком шоке был! Знаешь, с одной стороны, ты один, о тебе никто не заботится, с другой — все ждут от тебя, что ты будешь таким, как раньше, исправно будешь посещать школу, делать уроки, аккуратно одеваться и вести себя как положено. Причем они тебе вроде бы сочувствуют, ну как же, такое горе у мальчика! А стоит оступиться, как все сразу: «Ах, хулиган, как тебе не стыдно, такой был раньше приличный мальчик, да что это с тобой стряслось?» Мне иной раз казалось, они и вправду не понимают — чтО.