Анна Смолякова - Прощальное эхо

— Ну что ты стоишь?! — яростно выкрикнула Оксана хриплым голосом. — Что я, хуже, уродливее твоей Наташки? Или ей тоже приходится упрашивать тебя каждый вечер?.. А может быть, тебе просто противно прикасаться ко мне? Может быть, ты еще мысленно спишь со мной прежней, которая ходила в обносках и радовалась серебряному колечку с фианитом?.. Ничего не изменилось, понимаешь, ничего! Я просто уезжала в длинную-предлинную командировку и поэтому не могла быть с тобой, но в душе у меня все по-прежнему!

— Значит, правду рассказывают про командировочные романы, — усмехнулся Андрей, буравя ее взглядом. — Я-то от своей работы так ни разу в командировку и не съездил.

Он смотрел на нее, на ее чуть тяжеловатую, но по-прежнему красивую грудь, на ее живот, по-девичьи плоский и ровный, на ее бедра, под стать античным вазам. Смотрел и не двигался с места. И тогда Оксана сделала шаг вперед, потом еще один. И наконец подбежала к нему босиком по ковру и обвила руками его шею. Он вздрогнул, а она ласкала его плечи и грудь, дрожащими пальцами расстегивала пуговицы футболки. Опустившись на колени, прижалась щекой к животу. Почувствовала губами, как напрягается под светлыми слаксами его плоть. Снова скользнула ладонями вверх, по ягодицам, по спине, запрокинула лицо, приоткрыла глаза…

— Ну и что дальше? — спросил Андрей, глядя на нее сверху. — Я же с самого начала предлагал поговорить серьезно. Вовсе не нужно было себя так утруждать. Все это без толку… Я вообще удивляюсь тебе: вроде бы умная женщина, а делаешь невообразимые глупости! Ну допустим даже такой вариант: я куплюсь на твою провокацию, окажусь с тобой в постели, проникнусь прежними чувствами. Допустим, я даже соглашаюсь отдать тебе Настю. А дальше что? Как ты собираешься вывезти ее из России? В чемодане, что ли? Где возьмешь документы на удочерение? Как будешь объяснять свой поступок любимому мужу?

Оксана устало вздохнула и села прямо на ковер, подогнув под себя ноги и по-детсадовски сложив руки на коленях. Ей не было ни стыдно, ни горько. Захотелось остаться одной, со своей пустотой и страшным вопросом: «Зачем жить дальше?» Она ни на секунду не поверила в равнодушие Андрея, но зато она знала его упрямство. И если уж Потемкин что-то решил, то с места его сдвинуть можно было разве что бульдозером. Сейчас он выбрал для себя стратегию поведения гордого оставленного любовника и верного мужа. А у нее уже не оставалось сил бороться.

— Вы же смогли сделать для Насти фальшивое свидетельство о рождении, — напомнила она скучным голосом. — Почему ты думаешь, что при моих деньгах я не смогла бы оформить липовые документы? Вы якобы отдали ребенка в детдом или на удочерение, а там… В общем, о чем сейчас уже говорить? Я правда хотела вернуть дочь, но ничего не получилось. Я надеялась, что ты пожалеешь меня, потому что эта девочка — единственная память о тебе, о том, что у нас с тобой было. Пожалеешь меня, потому что я в самом деле несчастна — у меня уже больше никогда на может быть детей…

Оксана даже не поняла, что произошло раньше: из ее глаз брызнули слезы или же Андрей опустился рядом с ней на колени? Но уже в следующую секунду он прижимал к своей груди ее голову, гладил по затылку, шептал слова успокоения и почему-то не в ухо, а в висок. Ей было щекотно, и она, по сути, ничего не слышала, но боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть эту его внезапную ласку. Продолжала сидеть перед ним, голая, замерзшая, зареванная. А руки его остались такими же ласковыми. Он гладил ее спину, ее плечи, но не стремился овладеть ею, боялся и запрещал себе хотеть ее. А когда Оксана вскинула лицо для поцелуя, только шутливо чмокнул в губы, не вбирая в себя ни ее язык, ни ее дыхание.

— Почему все не так, как раньше, почему все по-другому? — спросила она, вглядываясь в его глаза.

— Потому что я не люблю тебя, — ответил он просто. — Даже если бы что-то и осталось, ничего изменить нельзя…

И снова он говорил неправду, она знала это. Никогда не станет человек, который в самом деле ничего не испытывает к женщине, объявлять вот так прямо в лоб: «Я не люблю тебя!» Равнодушие подразумевает только вежливость и холодность.

— Ну и не люби меня, — сказала она вполне мирно, прижавшись щекой к его плечу. — Только не уходи прямо сейчас. Побудь со мной еще немножко. Мне уже тысячу лет не было так хорошо, как сейчас.

Андрей как-то неопределенно вздохнул, через ее голову потянулся к кровати и подал ей платье:

— На, надень. Так будет лучше… А потом мы с тобой обязательно посидим и обо всем поговорим.