Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

— Ты говоришь, что собираешься все время закрывать лицо покрывалом? И оставаться во внутренних покоях? Никогда не выходить, когда рядом появляются мужчины? Ты сейчас поклялась не украшать себя, пока честь царицы Драупади не будет восстановлена, когда отомстят за нанесенное ей оскорбление?

— Я ценю такое проявление преданности, хотя ты чрезмерно строга по отношению к себе.

— Что скажешь о своих мужьях? Кто они — гандхарвы [21] Гандхарвы — класс полубогов в индуизме. , полулюди, полубоги? Ты говоришь, они все время за тобой следят, даже несмотря на то, что вы были прокляты и должны были расстаться? Они очень сильны и вспыльчивы? Ну, это должно тебе дать большой стимул оставаться целомудренной.

— Я думаю, я смогу устроить тебя на работу без опасений. Это всегда было моей проблемой — я слишком добра. Просто не могу сказать нет.

— Так ты сможешь причесать меня, как Драупади для раждасуи яджны? Давай посмотрим. Вирата собирается устроить большую встречу в ближайшее полнолуние — нечто вроде поэтического фестиваля, ему нравятся такие вещи. И ты можешь убрать эти прыщики с моего лица? Хорошо, хорошо! Я чувствую, мы поладим!

— Кстати, как тебя зовут? Ты хочешь, чтобы я называла тебя просто служанка? Ну хорошо, если тебе так больше нравится. Теперь скажи мне то, что я страстно желаю узнать: как Драупади умудрялась контролировать пять мужей? Я едва справляюсь с Виратой, а он старый! Как она спала со всеми пятерыми? Ах да: еще один момент. Эти твои мужья-гандхарвы — каково это быть замужем за ними? Я имею в виду, есть ли у них те же приспособления, что и у мужчин?

Иногда мне казалось, что год никогда не окончится, то время злобно вонзало в меня свои каблуки. Было унизительно быть на побегушках такой беспомощной женщины, как Судешна. Принеси мое зеркало, саириндхри. Сделай еще немного халвы из сандалового дерева — красной — и в этот раз истолки ее мельче. Мне не нравится эта прическа. Переделай ее! Даже в самые тяжкие бедствия в лесу я хранила свое достоинство. Наши гости выражали мне свое почтение. Люди, которых я любила, находились рядом, даже когда я редко виделась с ними. И Кришна. Случалось ли раньше, чтобы он не посещал меня хотя бы раз в год? У меня странно ныло в груди, когда я думала об этом. Я задумывалась над тем, можно ли умереть от одиночества.

Но нужно отдать должное Судешне: она была добра, хоть и легкомысленна. Она сказала мне, что я могу сидеть в ее личном саду, когда захочу. Я знаю, что тебе грустно. Я дам тебе немного покоя. Но, возможно, было бы лучше, если бы она была по-настоящему бессердечной. Потому что именно в ее саду любвеобильный Кичака и увидел меня.

Сад Судешны был таким, как я ожидала: большой, незамысловатый, полный нарочито дорогих цветов. И все же я не могла удержаться от того, чтобы ходить туда, хотя этот сад всего лишь пробуждал во мне тоску по своему изысканному саду, где за каждым углом был сюрприз: стул, наполовину спрятанный под горным эбонитовым деревом, ряд ушир, испускающих пикантный аромат, — но только для того, кто знал, как потереть их листья. Теперь сад потерян, все потеряно: банановая роща, выращенная благодаря волшебству Майи; бледно-золотистые цветы кетаки; деревья симсупа, которые шептали мое имя. В одном уголке сада Судешны я нашла ашоку — то самое дерево, под которым в Рамаяне Сита переносила свои печали. Когда у меня выдавалась свободная минутка, я сидела под этим деревом, пытаясь пробудить в себе ту же силу духа. Она возвышала свой разум, забывая о демоницах, насмехавшихся над ней, и думала о своем возлюбленном Раме, так обретая покой. Но я не знала, как это делать. Когда меня не отвлекали работой, гнев переполнял мою душу, как густой дым, гнев по отношению к Кауравам, которых я винила в моем теперешнем положении. Меня терзал гнев на Юдхиштхиру, чье глупое благородство сделало его жертвой этих хищников; гнев на других моих мужей, которые слепо повиновались ему, и гнев на Карну, на которого я не имела права злиться.

Там я и встретила Кичаку. Он пришел в сад на свидание с одной из служанок Судешны, но, когда он увидел меня, он помахал ей, чтобы она уходила.

— Ты новенькая, не так ли? — сказал он. Он был красив плотской красотой, а чувственные губы говорили о его слабости к женщинам. Кичака носил много украшений и источал запах мускуса и вина.

— Ты одна из новых служанок моей сестры? Ты хорошенькая!

Его подведенные глаза одобрительно блуждали по моему телу. Я покраснела. Даже Дурьодхана не осмеливался смотреть на меня так в своей сабхе, потому что он знал, что я царица. Так вот как мужчины смотрят на обычных женщин? На женщин, которых считают ниже себя? В моей душе с новой силой пробудилось сочувствие к моим служанкам. Я подумала, что когда я снова стану царицей, я позабочусь о том, чтобы с простыми женщинами обращались по-другому.