Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

А затем она удивила меня, добавив:

— Среди друзей моего мужа, мне больше всего понравился Карна. Он не смеялся над моей боязнью ящериц, подобно Дуссасану. А иногда, когда он находил место, где я пряталась, делал вид, что не замечал меня.

Ее лицо озарялось нескрываемой радостью, когда она упоминала Карну. Было очевидно — она обожает его.

Я все еще пыталась усвоить всю эту информацию и игнорировать приступ острой боли и ревности, когда она попрощалась, пригласив меня нанести ей ответный визит. На пороге она крепко обняла меня.

— Вы такая добрая. И совсем не злоязычная, как они предупреждали меня.

Я прикусила вышеназванный «злой язычок», чтобы не спросить, кто же ей говорил обо мне такое, но она продолжила:

— Хотя Карна… никогда не говорил этого… Он отвел меня в сторону и сказал, что вы благородны и красивы. И он оказался прав.

Затем она ушла в перезвоне колокольчиков, висевших на ее лодыжке, оставив меня наедине с мыслями.

Карна вернулся из Агны. Дхаи-ма сказала, что это был своеобразный ответ на язвительное письмо Дурьодханы, который спрашивал, не боялся ли Карна встретиться лицом к лицу с Пандавами, в особенности со своим давним соперником Арджуной. Чтобы отпраздновать прибытие своего друга, а может, успех своей тактики убеждения, Дурьодхана запланировал щедрый «семейный» торжественный обед. Это означало, что ожидались все его родственники и близкие друзья в сопровождении своих служанок.

Это известие сильно взволновало меня, и мне понадобилось несколько часов, чтобы решить, что я надену. Даже мое самое изысканное сари казалось простым и старомодным. В конце концов я приказала королевским портнихам в Индрапрастхе придумать новое одеяние, которое бы не походило ни на что из созданного ими прежде и было бы достаточно выделяющимся, чтобы стать незабываемым. Они были готовы немедленно доставить его мне по завершении и пообещали, что будут работать над ним дни и ночи. Оно еще не прибыло, когда обеспокоенная и готовая расплакаться Бханумати стала умолять меня подобрать ей подходящий для грядущего события наряд. Я вошла к ней в покои и обнаружила ее по колено в ворохе сари, каждое из которых обладало более пестрыми цветами и изящной золотой вышивкой, чем предыдущее, в то время как все остальное свободное пространство занимали коробки из сандалового дерева с драгоценностями. Мне потребовался чуть ли не весь день, чтобы убедить ее в том, что она будет очаровательна практически в любом из сари.

— Но Дурьодхана будет разочарован, если я не надену самое лучшее, — беспрестанно повторяла она все время.

А затем, подняв на меня свои широко раскрытые, искренние глаза, сказала:

— Я хочу, чтобы Карне понравилось, как я выгляжу.

Наконец мы остановились на темно-красном шелковом платье, столь обильно украшенном золотом и драгоценными камнями, что, когда она надела его, я испугалась, что она не сможет и пошевелиться, а также выбрали к платью рубиновое ожерелье в толстой золотой оправе.

К тому моменту как я вернулась в свою комнату, мои собственные планы касательно праздничного обеда изменились. Посещение Бханумати открыло мне глаза, раскрыв всю глупость того, что я чуть было не совершила. То, что являлось простительным для нее, было бы позором для меня, достаточно взрослой женщины, хоть и не достаточно мудрой. Я наконец-то осознала правду: то, чего я желала (даже если это и был всего лишь восхищенный взгляд Карны), было греховно. Не была ли я замужем более пяти раз, и, что более ужасно, за мужчинами, с которыми Карна враждовал? Слова из наших Священных Писаний пришли мне на ум: «Жена, возжелавшая в сердце своем другого мужчину, но не мужа, столь же неверна, как если бы она делила с этим мужчиной постель». Я отложила в сторону красивое сари, только что привезенное из Индрастхи, сочетающее в себе все цвета радуги и обшитое бриллиантами. А вместо него взяла незамысловатое белое шелковое платье с изящной красно-золотой каемкой. Я сообщила Дхаи-ма, что надену простое жемчужное ожерелье и украшу волосы лишь жасмином. Она осуждающе цокнула, сказав, что я буду одета слишком просто для подобного случая, так как только старые женщины надевают белое, но в конце концов она смирилась.

Тем не менее, по иронии судьбы, когда я вошла в зал, все взоры обратились на меня. Среди собранных вместе, подобно разноцветным букетам, женщин я выделялась в своем чистом одеянии. Некоторые женщины завидовали моей изобретательности. Другие обиженно шептали: «Всегда ей нужно выделиться…», «она постоянно хочет быть лучше», «она все время жаждет внимания». Кунти, которая присоединилась к вечеру, презрительно фыркнула, посчитав мой наряд слишком претенциозным. Она попросила меня подать ей руку, чтобы опереться. Зная, что она прекрасно могла ходить без чьей-либо помощи, я догадалась, что таким образом она хотела не упускать меня из виду.