Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

Я не могла этого видеть, но представила, как Кришна гладит меня по голове, прямо как мать, успокаивающая бьющегося в лихорадке ребенка. Хотя и здесь я тоже додумывала, так как сама росла без матери, и заботу о своих собственных детях тоже передоверяла другим женщинам.

— Я не могу ничего вспомнить, — сказала я сдавленным голосом. Я понимала, что мне не удастся ему ответить, а я не хотела умереть, не задав мучившего меня всю жизнь вопроса. Поэтому я решила задать его сейчас:

— Почему Бхишма тогда не помог мне на сабхе, несмотря на то что он видел, как я страдаю?

— Твой разум перескакивает с одной мысли на другую, прямо как пьяная обезьяна! Бхишма думал слишком много о законах мужчин, и это парализовало его разум. Он не был уверен, являешься ли ты уже собственностью Дурьодханы, в этом случае он бы не имел права вмешиваться. Но конечно, иногда некоторым следует забыть о логике и поддаться зову своего сердца, даже если он противоречит закону.

Я хотела согласиться, но летаргический сон предательски забирал меня из этого мира. Я понимала, что происходит, и уверяла себя, что должна быть храброй, но меня внезапно охватил ужас перед шагом в небытие. Я пыталась сказать Кришне, чтобы он не отпускал меня. По какой-то причине я не могла понять всю важность того, что он гладил меня по голове, когда я умирала. Но я не могла вымолвить ни слова.

— Не волнуйся, — сказал он, будто прочитав мои мысли. — Сосредоточься, у тебя осталось еще одно незаконченное дело. Напрягись и постарайся вспомнить всю свою жизнь, неужели в ней и правда не было ни одного счастливого мига?

И, совершенно неожиданно для себя, я вспомнила!

Я стою рядом с колесницей Кришны у ворот Хастинапура, прежде чем он отправится в путь в Дварку, и подаю ему охлаждающий напиток из кокосового молока. Я жалуюсь, что теперь мы стали видеть его все реже, и что даже когда мы жили в лесу, он приходил к нам чаще. Он сказал, что тогда мы больше в нем нуждались. Но в моем сердце он всегда будет так часто, как я пожелаю его там видеть! Когда он улыбался, в уголках его глаз проступали первые морщинки, на волосах появились первые седые пряди — мягкое напоминание о приближающейся старости. Все это подарила ему война, в которую он позволил себя втянуть по дружбе. Любовь пылала во мне огнем, хотя я и изображала некое раздражение. «В следующий раз не пропадай так надолго», — сказала я ему, а он ответил, что придет тогда, когда я этого совсем не жду. Я смотрела, как он уезжает. Зимнее солнце покрывало мои плечи мягкой вуалью света. Если бы в тот момент кто-нибудь спросил бы меня, чего я хочу, я бы однозначно ответила: «Ничего!»

Тогда я не знала, что провожаю его в последний раз.

Остальные воспоминания кружились в моей голове, как опавшие листья. В них не было никакой хронологии: вот я играю во дворе отцовского дворца, потная и вся в слезах гоняюсь за ускользающей от меня бабочкой, пока Кришна не поймал ее рукой. Она села на его ладонь, и он молча передал ее мне. И я, понимая что-то явно недоступное в мои годы, не стала ее ловить, а лишь нежно погладила по желтым крылышкам.

Вот еще одно воспоминание: мы в Индрапрастхе, в нашем большом зале, когда Кришна делал вид, что читает линии на моей ладони и ладони моего мужа. Когда речь зашла обо мне, он снова стал шутить и изрек пророчество о том, что у меня будет сто пятьдесят детей.

А вот я сама готовлю ему еду, отправив с кухни многочисленных слуг, чего я не делала ни для одного из моих мужей. А Кришна еще начал в шутку жаловаться, что блюда пересолены. Я вспомнила, как показывала ему наш сад — самый лучший сад на свете, в котором можно встретить все растения, кроме париджата — его я так и не смогла найти. Он засмеялся и протянул мне руку, сжатую в кулак, когда я разжала его пальцы, то увидела маленькое семечко. Я обязательно посажу его, и париджат разрастется в целую рощу.

А вот более мрачное воспоминание: после своей свадьбы я шла из Кампилии в Хастинапур. Я боялась оставить позади все то, что так долго меня раздражало, как будто я шла в тюрьму. Мне предстояло сменить своего обожаемого брата на мужей, которые были абсолютно чужими для меня. Кришна взял меня за руку, таким, кажется, привычным жестом, которого он никогда не делал, и повел к колеснице Юдхиштхиры. Он подбадривает меня, говоря, что меня ждет большое приключение, и я верю, что так все и будет.

А вот, годы спустя, мы сидим, погруженные во мрак, после того, как Шишупала пролил кровь во время раджасуи. Кришна не давал нам грустить. Он хлопал в ладоши и велел слугам принести лампы, много ламп. Он уверял, что говорил с моим мужем точно так же, как говорит сейчас со мной, и тот сказал ему, что он сам взял на себя вину за эту смерть. И что мы должны вести себя с достоинством, так как если проклятию и суждено было обрушиться на кого-то, то только на него.