Ксения Васильева - Ангел из авоськи

Это был самый страшный и сложный для Улиты вопрос, которого она ждала и на который у нее не было ответа. Пока. Или теперь до конца дней?..

— Дагмар, это все произошло настолько быстро, неожиданно и безумно, что, согласитесь, я еще не в себе… Ответить «да», я не могу, и нет, — тоже… Я должна ко всему постепенно привыкнуть.

— А вот я уже привыкла, что у меня есть дочь, — сказала Дагмар с некоторой горечью, которую она попыталась спрятать. — И не зови меня на «вы», пожалуйста, прошу тебя, договорились?

— Да, конечно, — отозвалась Улита.

Она смотрела на эту старую женщину и удивлялась яркости ее глаз, тонкому лицу, сохранившему красоту черт, фигуру, стройную и подтянутую.

— Скажи, Солли, а почему ты одна? У нас женщины в этом возрасте приобретают статус заново замужних или же оставляют себе своих старых дураков… — Дагмар рассмеялась. — Это только я такая, выродок (она вполне сносно говорила по-русски), решила, что буду всегда одна. Хотя мужчины у меня были, но все они… — Она поморщилась: — Не то. После Алекса. Никто не мог сравниться с ним. Жаль, что ты его никогда не видела! Так что у тебя с мужчинами? — перебила она себя.

«Рассказать ей о Максе, — пришла в голову Улите шальная мысль. — Может быть, она объяснит мне, что это? — И подумала о том, что сегодня вечером Леонид отправил Алену и Макса погулять перед завтрашней съемкой… — Пусть гуляют. Макс очень быстро женится, он же максималист. И возможно, очень скоро они разойдутся. Но вот она, Улита, этого всего знать не хочет.

Откровения не состоялись. Улита решила, что ничего не расскажет. Дагмар может не понять…

Так ушла минута, когда мать и дочь смогли бы стать ближе, может быть, даже родственнее по-настоящему. Но минута ушла, а Улита стала рассказывать о Казиеве. Дагмар поняла, что дочь ее что-то утаила, но не расстроилась. Потом. Они слишком поздно увиделись. Все будет медленнее, чем в молодости, когда ребенок твой — еще дитя.

И Дагмар вдруг сказала:

— Солли, ты должна знать, что эта квартира — твоя, и мои банковские вклады. А тебе есть кому передать? — озаботилась Дагмар. — Ведь у тебя нет детей?..

Улиту озарило: она составит завещание на Ангела! Да, именно так. Никому так не нужно все это, как ей, девочке, не имеющей ничего.

— Даг, у меня есть кому оставить! — воскликнула она.

— Да-а? — обрадованно вскрикнула и Дагмар. — Кто это? Тот мальчик-красавчик? — усмехнулась она.

«… Ах, старая грымза, что-то заметила!» — улыбнулась проницательности Дагмар Улита.

— Нет, мальчик сам по себе богат, о нем позже я тебе расскажу, — вдруг решилась Улита и назвала впервые свою мать на «ты».

— Девочке, помнишь, может быть, черненькая с синими глазами?

— Да, да, — возбужденно заговорила Дагмар, — она так мне понравилась. Правая рука Леонида.

— Она бедная девочка и очень способная. И потом… Если бы не она… Все бы случилось много позже.

— Расскажи… — попросила Дагмар.

Они долго сидели и говорили. И нечаянно-негаданно за этим разговором мать и дочь сблизились и Улита подумала, что… все может измениться!

С утра у всех так дребезжали нервы, что если хорошо прислушаться, то можно было бы это уловить.

Приехала Дагмар, свежая и энергичная. Свежее всех, это точно! Леонид Матвеич был при белой рубашке и кожаном жилете. Он похудел, спал с лица и выглядел вполне еще молодым человеком. Он не пил и был занят любимым делом. Вот и весь рецепт.

Алена вышла из апартаментов, бледная как луна. Ей быстро дали кофе с ликером, и через полчаса она смогла разговаривать и реагировать на людей. С ней удалилась Дагмар.

Она просто и ясно, еще раз, повторила то, что было в тот день множество лет назад.

…Даг не пошла на трибуны, как не ходила никогда, а ждала Рафаэля в машине. Но когда услышала не победный общий крик, а гул, похожий на вой, выскочила из машины, потеряла по дороге туфли-лодочки и, босиком промчавшись по ряду трибун, которые внезапно замолкли, скатилась на арену, еще не видя ничего, но уже зная, что она увидит. И увидела. На своем красном плаще, весь в крови, лежал ее Рафаэль. Мулета тоже в крови, в холке быка, мертвая туша которого валялась рядом. Быка звали Хуан.

Пока она бежала, задыхалась от рыданий, которые никак не могли вырваться наружу, бились где-то в груди, горле, и ей пришлось рвануть платье, чтобы не задохнуться, и оно просто разлезлось от этого страшного рывка.

И так, босиком, с разорванным платьем она упала на грудь Рафаэля, и он открыл глаза… Она стала целовать его, повторяя: «Ты жив, жив!» А он пытался улыбнуться и тихо, еле-еле, одними губами сказал: «Амор, Даг…» Откуда-то появился Андрэ, она ничего не понимала, только кричала: «Он жив, врача, умоляю, врача!..» Увидела, что он умер, и сама будто умерла — потеряла сознание. Надолго.