Ксения Васильева: Ангел из авоськи

И вообще он не выглядел сейчас тем добреньким дедушкой, который брел вчера за мной по бульварам…

— Что за листочки у тебя в рюкзаке? — спросил он, и я поняла, насколько во всем прокололась! Во всем.

Я сдержалась, чтобы не заплакать. Ведь не была же я ревой! Старик вроде бы сжалился надо мной и сказал:

— Ладно, можешь не говорить! Я все и так понял, я ведь, глупышка ты моя, умный. Умный, в отличие от того дурня, который понаписал ту дребедень, которую ты конечно же привезла, чтобы показать в Москве. Как там? Михаил Чекан… Псевдоним, конечно, дохленький, но для такого сойдет. Теперь мне надо знать, почему ты скрываешься под видом мальчишки? Натворила что-то там у себя?

Я похолодела, неужели он догадался и о том, что я обокрала свою семью?.. Конечно, мой злобный и в пьяни жутко агрессивный папаша уже сбегал в милицию и меня вовсю ищут! Но я ответила довольно беззаботно, так мне казалось!

— Потому что меня прозвали Ангелом из авоськи, а я не хочу…

— Из авоськи? Это еще что такое?

Я объяснила:

— Когда я родилась, мама очень скоро вышла на работу и оставляла меня на папу. А он ходил играть в домино, он тогда не работал. Засовывал меня в авоську и вывешивал за окно, чтоб я гуляла… Соседки нажаловались маме, я перестала так «гулять», но с тех пор…

— Я-асно… — протянул старик, — значит, просто сбежала? А мать оставила проливать слезы? Да и денежек, поди, прихватила из дома, отложенных, как водится, на черный день, а? Ну-ка, ну-ка, признавайся во всем. Молчишь — значит говоришь — да, я украла, да, я — воровка…

Я все-таки заревела, а старик назидательно долбил:

— Это еще хорошо, что ты ревешь, совесть не совсем потеряла. Но такая мне и нужна. Знай — тебя ищут и найдут, если я тебе не помогу и ты сбежишь от меня. Да куда тебе бежать? В тюрьму разве?.. Паспорт твой у меня. Рукопись твоего друга я сейчас могу бросить в печку, у меня на кухне печечка есть… Вот так, Ангел из авоськи!

Внезапно наступила тьма — я ничего не видела, не слышала и не чувствовала.

Потеряла сознание и свалилась со стула.

Тимофей Казиев и Родя, а точнее — Родерик (не как-нибудь!) Онисимов, сидели в Ницце у самого синего моря на пляжных лежаках.

Казиев и Родя пили пиво. Но не из бутылок или бокалов, а хлебали по-простецки сей напиток из возимых Казиевым с собой граненых стаканов!

Казиеву так нравилось, ибо он давно и прочно считал себя великим кинорежиссером, получившим столько различного рода призов, что ему обрыдли светские приемы, фуршеты, пати… Здесь надо показать этим малахольным европианам, что такое русский мужик, к тому же великий режиссер! Он хотел, чтобы выглядело все именно так. А на самом-то деле награды и статуэточки киношные — исключительно российские, да и не первой статьи. А здесь… Кажется, протяни руку и… Канны, и треклятая Boulevard de la Croisette, и Дворец Фестивалей, и чертова красная дорожка! Ох, пройдется по ней Казиев, обязательно пройдется, этаким винтажным красавцем, перед талантом которого склонилась неоправданно загордившаяся в последнее время Золотая пальмовая ветвь. Только бы найти материальчик, у самого-то Казиева уже давно из-под пера сплошной трэш выходит, себе-то можно признаться. Но ничего, еще не вечер, еще потопчет Тим красную дорожку!

А вот Родя, преуспевающий адвокат, не так давно выскочивший по «чьему-то велению, чьему-то хотению» в продюсеры с добротным количеством хороших акций в придачу, виллочку здесь арендует. И Казиеву даже кажется, что прикупить ее намеревается. С чего это Родька так всплыл в последнее время, ведь, как говорится «ни рожи, ни кожи»… Как ни старался, не смог ничего узнать Казиев. Вокруг будто стена молчания, словно заговор какой-то…

День был жарчайший, Казиев закатал парусиновые штаны до колен (шорты он не носил принципиально, потому что их носили ВСЕ) и своими сизо-карими глазами, щурясь, вглядывался в морскую невыносимо синюю даль, а Родя нет-нет да и посматривал на него.

Он знал, точнее, слышал, что Тим задумал новый фильм, с каким-то чудовищно убойным сюжетом. И как будто хочет, чтобы Родя стал продюсером. И у Роди были все основания так думать.

Вроде бы и сценарий у Казика есть, только загвоздка с главной героиней… Никак не найдет нечто нечеловечески прекрасное! Так Родя слышал.

Но что «старуху», свою бывшую теперь жену Улиту Ильину, Тим не возьмет, говорил весь киношный люд.

И тут, как показалось Роде, который изнемогал от дышащего жаром полдня и еще пива, каковое просто ненавидел, Казиев как-то подобрался, сильно сощурились его жуткие (так считал Родя) глаза, и он спросил, как бы просто так, от нечего делать: